Владимир Маяковский - Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

Мне б хотелось
         вас
           воспеть
            во вдохновенной оде,
только ода
     что-то не выходит.
Скольким идеалам
смерть на кухне
         и под одеялом!
Моя знакомая —
        женщина как женщина,
оглохшая
    от примусов пыхтения
              и ухания,
баба советская,
      в загсе ве́нчанная,
самая передовая
        на общей кухне.
Хранит она
     в складах лучших дат
замужество
     с парнем среднего ростца;
еще не партиец,
         но уже кандидат,
самый красивый
        из местных письмоносцев.
Баба сердитая,
      видно сразу,
потому что сожитель ейный
огромный синяк
        в дополнение к глазу
приставил,
     придя из питейной.
И шипит она,
      выгнав мужа вон:
— Я
  ему
    покажу советский закон!
Вымою только
      последнюю из посуд —
и прямо в милицию,
         прямо в суд… —
Домыла.
   Перед взятием
            последнего рубежа
звонок
   по кухне
         рассыпался, дребезжа.
Открыла.
    Расцвели миллионы почек,
высохла
    по-весеннему
         слезная лужа…
— Его почерк!
письмо от мужа. —
Письмо раскаленное —
           не пишет,
               а пышет.
«Вы моя душка,
      и ангел
            вы.
Простите великодушно!
           Я буду тише
воды
  и ниже травы».
Рассиялся глаз,
      оплывший набок.
Слово ласковое —
        мастер
           дивных див.
И опять
    за примусами баба,
все поняв
     и все простив.
А уже
  циркуля письмоносца
за новой юбкой
         по улицам носятся;
раскручивая язык
        витиеватой лентой,
шепчет
   какой-то
        охаживаемой Вере:
— Я за положительность
           и против инцидентов,
которые
    вредят
      служебной карьере. —
Неделя покоя,
      но больше
           никак
не прожить
     без мата и синяка.
Неделя —
     и снова счастья нету,
задрались,
     едва в пивнушке по́были…
Вот оно —
     семейное
         «перпетуум
мобиле» * .
И вновь
   разговоры,
        и суд, и «треть» *
на много часов
      и недель,
и нет решимости
        пересмотреть
семейственную канитель.
Я
 напыщенным словам
           всегдашний враг,
и, не растекаясь одами
            к восьмому марта,
я хочу,
   чтоб кончилась
         такая помесь драк,
пьянства,
    лжи,
      романтики
           и мата.
  

В нашем хозяйстве —
         дыра за дырой.
Трат масса,
     расходов рой.
Поэтому
    мы
у своей страны
      берем взаймы.
Конечно,
    дураков нету
даром
       отдавать
      свою монету.
Заем
  поэтому
      так пущен,
что всем доход —
        и берущим
            и дающим.
Ясно,
  как репа на блюде, —
доход обоюден.
Встань утром
      и, не смущаемый ленью,
беги
  к ближайшему
        банковскому отделению!
Не желая
    посторонним отвлекаться,
требуй сразу
      — подать облигаций!
Разумеется,
     требуй
        двадцатипятирублевые.
А нет четвертного —
         дело плевое!
Такие ж облигации,
        точка в точку,
за пять рублей,
      да и то в рассрочку!
Выпадет счастье —
участвуешь в выигрыше
           в пятой части.
А если
   не будешь молоть Емелю
и купишь
    не позднее чем к 1-му апрелю,
тогда —
   от восторга немеет стих —
рассрочка
    от четырех месяцев
            и до шести.
А также
   (случай единственный в мире!)
четвертные
     продаются
         по 24,
а пятерка —
     по 4 и 8 гривен.
Словом:
   доходов — ливень!
Этот заем
     такого рода,
что доступен
     для всего трудового народа.
Сидишь себе
     и не дуешь в ус.
На каждый рубль —
         гривенник плюс.
А повезет,
     и вместо денежного поста —
выигрываешь
      тысяч до полуста.
А тиражей —
      масса,
         надоедают аж:
в год до четырех.
        За тиражом тираж!
А в общем,
     сердце радостью облей, —
разыгрывается
      до семнадцати миллионов рублей.
На меня обижаются:
         — Что ты,
              в найме?
Только и пишешь,
        что о выигрышном займе! —
Речь моя
    кротка и тиха:
— На хорошую вещь —
           не жалко стиха. —
Грядущие годы
      покрыты тьмой.
Одно несомненно: на 27-й
(и то, что известно,
        про то и поём)
— выгоднейшая вещь
         10% заем!
  

Знай
  о счастии своем.
Не сиди, как лодырь.
Мчи
  купить себе
        заем
нынешнего года.
Пользу
   в нынешнем году
торопитесь взвесить.
Деньги
   вам
     процент дадут
ровно рубль
     на десять.
Зря копейку не пропей-ка.
— Что с ней делать? — спро́сите.
В облигации
     копейка
в непрерывном росте.
Про заем
    несется гул,
он-де
      к общей выгоде,
выиграв
    себе
      деньгу,
вы
 хозяйство двигаете.
Выше,
   звонче голос лей,
в небе
  надо
     высечь:
выигрыш
    от ста рублей
до
 полсотни тысяч.
Чуть наступят тиражи —
не волнуйся,
     не дрожи.
Говорил
   про наш тираж
с человеком
     сведущим:
ра́з не взял —
      не падай в раж,
выиграешь
     в следующем.
Тыщу выиграл
      и рад,
от восторга млею.
Ходят фининспектора,
обложить не смеют.
По заводам
     лети,
песенная строчка:
если
  купит коллектив,
то ему
   рассрочка.
Как рассрочили
         платеж
на четыре месяца —
по семье
   пошел галдеж:
все
  с восторга бесятся.
Шестьдесят копеек есть,
дальше
   дело знаемо:
в коллектив спешите внесть
в счет
      покупки займа.
Чтоб потом не плакать
            год,
не расстроить нервы вам,
покупайте
     с массой льгот
до
 апреля первого.
В одиночку
     и вдвоем
мчи
  сквозь грязь
         и лужицы.
Это —
   лучший заем
для советских служащих.
Пойте,
   в тыщу уст оря,
радостно и пылко,
что заем
    для кустаря —
прибыль
    и копилка.
Лучших займов
      в мире нет.
Не касаясь прочего,
он
 рассчитан
     по цене
на карман рабочего.