Владимир Маяковский - Том 9. Стихотворения 1928

«Ку-ль-т-у-р-р-рная р-р-р-еволюция!»
И пустились!
      Каждый вечер
блещут мысли,
      фразы льются,
пухнут диспуты
         и речи.
Потрясая истин кладом
(и не глядя
    на бумажку),
выступал
        вчера
         с докладом
сам
 товарищ Лукомашко * .
Начал
     с комплиментов ярых:
распластав
    язык
         пластом,
пел
 о наших юбилярах,
о Шекспире,
    о Толстом * .
Он трубил
    в тонах победных,
напрягая
       тихий
      рот,
что курить
    ужасно вредно,
а читать —
    наоборот.
Все, что надо,
      увязал он,
превосходен
        говор гладкий…
Но…
 мелькали,
      вон из зала,
несознательные пятки.
Чтоб рассеять
      эту мрачность,
лектор
   с грацией слоновьей
перешел
      легко и смачно —
на Малашкина
      с луною * .
Заливался голосист.
Мысли
   шли,
    как книги в ранец.
Кто же я теперь —
          марксист
или
 вегетарианец?!
Час,
 как частникова такса * ,
час
 разросся, как года…
На стене
      росла
      у Маркса
под Толстого
      борода.
Если ты —
    не дуб,
       не ясень,
то тебе
   и вывод ясен:
— Рыбу
   ножиком
       не есть,
чай
 в гостях
    не пейте с блюдца… —
Это вот оно и есть
куль-т-у-р-р-ная р-р-революция. —
И пока
   гремело эхо
и ладоши
       били в лад,
Лукомашко
    рысью ехал
на шестнадцатый доклад.
С диспута,
    вздыхая бурно,
я вернулся
    к поздней ночи…
Революция культурная,
а докладчики…
      не очень.
Трибуна
      у нас
      не клирос.
Уважаемые
       товарищи няни,
комсомолец
       изрядно вырос
и просит
       взрослых знаний.

Дрянь адмиральская * ,
пан
  и барон *
шли
  от шестнадцати
разных сторон * .
Пушка —
       французская,
а́нглийский танк.
Белым
   папаша
Антантовый стан * .
Билась
   Советская
наша страна,
дни
  грохотали
разрывом гранат.
Не для разбоя
битва зовет —
мы
  защищаем
поля
     и завод.
Шли деревенские,
лезли из шахт,
дрались
   голодные,
в рвани
   и вшах.
Серые шлемы
с красной звездой
белой ораве
крикнули:
     — Стой! —
Били Деникина * ,
били
     Махно * ,
так же
       любого
с дороги смахнем.
Хрустнул,
     проломанный,
Крыма хребет * .
Красная
   крепла
в громе побед.
С вами
   сливалось,
победу растя,
сердце —
     рабочих,
сердце —
     крестьян.
С первой тревогою
с наших низов
стомиллионные
встанем на зов.
Землю колебля,
в новый поход
двинут
   дивизии
Красных пехот.
Помня
   принятие
красных присяг,
лава
  Буденных
  пойдет
   на рысях.
Против
   буржуевых
новых блокад
красные
   птицы
займут облака.
Крепни
   и славься
в битвах веков,
Красная
   Армия
большевиков!

Десять лет боевых прошло.
Вражий раж —
         еще не утих.
Может,
   скоро
          дней эшелон
пылью
   всклубит
          боевые пути.
Враг наготове.
      Битвы грядут.
Учись
   шагать
      в боевом ряду.
Учись
       отражать
         атаки газовые,
смерти
   в минуту
          маску показывая.
Буржуй угрожает.
        Кто уймет его?
Умей
      управляться
        лентой пулеметовой.
Готовится
     к штурму
            Антанта чертова —
учись
     атакам,
        штык повертывая.
Враг разбежится —
           кто погонится?
Гнать златопогонников
              учись, конница.
Слышна
      у заводов
        врага нога нам.
Учись,
   товарищ,
          владеть наганом.
Не век
   стоять
      у залива в болотце.
Крепите
      советский флот,
           краснофлотцы!
Битва не кончена,
        только смолкла —
готовься, комсомолец
         и комсомолка.
Сердце
   республика
           с армией сли́ла,
нету
  на свете
          тверже сплава.
Красная Армия —
        наша сила.
Нашей
   Красной Армии
             слава!

Я в «Рабочей»,
      я в «Газете»
меж культурнейших даров
прочитал
       с восторгом
         эти
биографии воров.
Расковав
       лиризма воды,
ударяясь в пафос краж,
здесь
     мусолятся приводы
и судимости
        и стаж…
Ну и романтика!
Хитры
   и ловки́,
деньгу прикарманьте-ка
и марш
   в Соловки * .
А потом:
      побег…
         тайга…
Соблазнен.
     Ворую!
        Точка.
«Славное мо-о-о-ре * ,
Священ-н-ный Байкал,
Славный кор-р-р-рабль,
Омулевая бочка…»
Дела́,
      чтоб черти ели вас!
Чем
  на работу злиться,
пойду
       вором,
          отстреливаясь
от муров *
       и милиций.
Изучу я
   это дельце.
Озари,
   газета,
      лучиком!!!
Кто
  писателем в отдельце —
Сонька
   Золотая ручка * ?
Впрочем,
       в глупом стиле оном
не могу
   держаться более…
Товарищи,
     для чего нам
эта рокамболия * ?

Чернеют
      небеса — шалаш.
Меняет вечер краску.
Шел снег.
     И поезд шел.
            И шла
ночь к Новочеркасску.
Туман,
   пятна.
Темно,
   непонятно.
С трудом себя карабкал
по ночи…
     по горе ли…
И что ни дом —
          коробка,
черней, чем погорелец.
Город —
идет в гору.
Но лишь
      взобрался город-оборвыш —
тут тебе —
     площадь,
             ширь —
            собор вишь!
Путь
     до небес
      раздели́ пополам —
дотуда дойдут купола!
А за собором
          средь сора и дерьма,
эдакой медной гирей,
стоит казак,
      казак Ермак * ,
Ермак —
      покоритель Сибири.
Ермак не один:
из ночи и льдин
встает генерал Каледин * .
За ним другие.
      Из снега и тумана,
из старого времени клятого
скачут по улице,
          по улице атамана
Платова * .
Мчит на рысях
         «краса Расеева»!
С-под шапок свисают пряди.
Може, едет и дед Асеева * ,
може, и мой прадед.
Из веков
      испокон,
будто снова
        в огонь,
под бубны
     и тулумбасы —
трется конь о конь,
золотится погон,
и желтеют
     на ляжках
         лампасы.
Электро-глаз
         под стеклянной каской
мигнул и потух…
        Конфузится!
По-новому
     улицы Новочеркасска
черны сегодня —
        от вузовцев.
И вместо звяканья
        сабель и шпор
на дурнях
        с выправкой цапли —
звенит
   комсомольский
            смех и спор
да мысли острее сабли.
Закройся,
       ушедших дней лабаз!
Нет
  шпорного
      диня и дона.
Ушли
      генералы
         в бессрочный запас, —
один на Кубани сияет лампас —
лампас голубой
         Волго-Дона.