Владимир Маяковский - Том 9. Стихотворения 1928

Дело важное творя,
блещет
   ум секретаря.
«Ко мне,
      товарищи-друзья!
Пошлю,
   работой нагрузя.
Ванька здесь,
         а Манька —
          там!
Вся ячейка по местам».
Чисто,
   тихо,
       скоро,
       мило…
Аж нагрузок не хватило!!!
От удовольствия горя,
блестят
   глаза
      секретаря.
В бюро
   провел
      докладов ряд.
Райком
   надул при случае.
«Моя
     ячейка —
         лучшая».
Райком с бюро
      и горд
         и рад —
одно благополучие!
Иван Петров
        ушами хвор,
мычанье
      путал с музыкой,
а на него
      фабричный хор
навьючили нагрузкой.
По сердцу
    Маше
          «друг детей»,
ей —
     детям
       петь о гусельках,
а по нагрузке
      вышло
         ей —
бороться
      против сусликов.
Попов —
       силач.
         Испустит чих —
держусь на месте еле я.
(Ведет
   нагрузку
         у ткачих
по части рукоделия.)
Ося Фиш —
       глиста наружно,
тощи
    мускулов начатки.
Что
 на тощего
      нагружено?
Он —
      инструктор спортплощадки.
Груза
     много
       на верблюде
по пустыням
        возят люди.
И животное блюдя,
зря
 не мучат верблюдья.
Не заставите
        верблюда
подавать
       в нарпите
          блюда.
Что во вред
       горбам верблюдьим,
то
     и мы
   таскать не будем.
И народ,
       как верблюды́,
разбежался
    кто куды.
Заплативши
        членский взнос,
не показывают
      нос.
Где же
   «мертвые души»
околачивают груши?
Колбаси́на чайная,
водка
     и арии.
Парень
   отчаянно
играет на гитаре.
От водки
       льет
      четыре пота,
а пенье
   катится само:
«Про-о-ща-а-й,
      активная работа,
про-оща-ай,
       любимый комсомо-о-л!»

Комсомолец
        Петр Кукушкин
прет
    в работе
      на рожон, —
он от пяток
       до макушки
в сто нагрузок нагружен.
Пообедав,
    бодрой рысью
Петя
    мчит
    на культкомиссию.
После
      Петю видели
у радиолюбителей.
Не прошел
    мимо
и Осоавиахима.
С химии
      в один прыжок
прыгнул
      в шахматный кружок.
Играть с Кукушкиным —
          нельзя:
он
    путал
   пешку и ферзя. —
(Малюсенький затор!)
Но… Петя
    знал,
         врагов разя,
теорию зато.
Этот Петя
    может
       вскачь
критикнуть
    всемирный матч.
— «Я считаю * :
      оба плохи —
Капабланка и Алехин,
оба-два,
      в игре юля,
охраняли короля.
Виден
   в ходе
      в этом вот
немарксистский подход.
Я
   и часа не помешкаю —
монархизмы
       ешьте пешкою!»
Заседания
    и речи,
ходит утро,
    ходит вечер,
от трудов —
        едва дыша,
и торчат
      в кармане френча
тридцать три карандаша.
Просидел
        собраний двести.
Дни летят,
    недели тают…
Аж мозоль
    натер
           на месте,
на котором заседают.
Мозг мутится,
      пухнет парень,
тело
 меньше головы,
беготней своей упарен,
сам
 себя
   считает парень —
разужасно деловым.
Расписал
       себя
       на го̀д,
хоть вводи
    в работу НОТ * !
Где вы, Гастев с Керженцевым?!.
С большинством —
           проголоснет,
с большинством —
          воздержится.
Год прошел.
       Отчет недолог.
Обратились к Пете:
— Где ж
      работы
          смысл и толк
от нагрузок этих? —
Глаз
 в презреньи
           щурит Петь,
всех
 окинул
       глазом узким:
— Где ж
       работать мне поспеть
при такой нагрузке? —

Первое Мая.
        Снега доконавши,
солнечный флаг подымай.
Вечно сияй
     над республикой нашей,
Труд,
      Мир,
     Май.
Рдей над Европой!
           И тюрьмы-коробки
майским
       заревом
        мой.
Пар из котлов!
      Заглушайте топки!
Сталь,
   стоп,
        стой!
Сегодня
   мы,
     перед тем как драться,
в просторе улиц
          и рощ
проверим
       по счётам
           шагов демонстраций
сил
  тыщ
   мощь.
В солнце
       не плавится
         память литая,
помнит,
   чернее, чем грач:
шли
  с палачом
      по лачугам Китая
ночь,
     корчь,
     плач.
В жаре колоний
          гнет оголеннее, —
кровью
   плантации мажь.
В красных знаменах
             вступайте, колонии,
к нам,
      в наш
     марш.
Лигою наций
      бьются баклуши.
Внимание, ухо и глаз.
Слушай
   антантовских
         танков и пушек
гром,
     визг,
     лязг.
Враг
     в открытую
        зубья повыломил —
он
  под земною корой.
Шахты расчисть
        и с новыми силами *
в сто
  сил
      строй.
В общее зарево
      слейтесь, мильоны
флагов,
   сердец,
      глаз!
Чтобы
   никто
         не отстал утомленный,
нас
  нес
   класс.
Время,
   яму
     буржуям
            вырой, —
заступы
   дней
          подымай!
Время
   зажечь
      над республикой мира
Труд,
      Мир,
     Май!

С новым бытом!
Ну и фокусы:
по нью-йоркским нарпитам
орудуют —
       «Телевоксы».
Должен сознаться,
ошарашен весь я:
что это за нация?
или
 что за профессия?
Янки увлекся.
Ну и мошенники! —
«Те-ле-воксы»
не люди —
    а машинки.
Ни губ,
   ни глаз
      и ни малейших
признаков личны́х.
У железных леших
одно
    ухо
      огромной величины.
В это
    ухо
что хочешь бухай.
Каждый
      может
      наговориться до́сыта.
Зря
 ученьем
        себя не тираньте.
Очень просто
изъясняться
       на их эсперанте * .
«До
 ре
      ми» —
это значит —
      — «Посудой греми!
Икру!
     Каравай!
Крой, накрывай».
Машина подходит
       на паре ножек,
выкладывает вилку,
           ложку
             и ножик.
Чисто с машиной.
       Это не люди!
На ложку
       для блеску
           плевать не будет.
«Фа
 соль
      ля,
соль
 ля
   си» —
то есть —
    «аппетиту для
гони рюмашку
      и щи неси».
Кончил.
      Благодарствую.
          «Си
            до» —
вытираю нос,
      обмасленный от съедания.
«Си — до» —
      это значит —
            до
свиданья.
«Телевокс» подает перчатки —
             «Прощай».
Прямо в ухо,
        природам на́зло,
кладу
     ему
       пятачок на чай…
Простите —
       на смазочное масло.
Обесславлен бог сам
этим «Телевоксом».
Брось,
   «творец»,
          свои чины;
люди
     здесь сочинены:
в ноздри
       вставив
       штепселя,
ходят,
     сердце веселя.
Экономия.
    НОТ * .
Лафа с автоматом:
ни — толкнет,
ни — обложит матом.
«Телевокс»
    развосторжил меня.
С детства
    к этой идее влекся.
О, скольких
       можно
          упразднить,
             заменя
добросовестным «Телевоксом».
Взять, например,
       бокс, —
рожа
    фонарями зацвела.
Пускай
   «Телевокса»
          дубасит «Телевокс» —
и зрелище,
    и морда цела.
Слушатели спят.
          Свернулись калачиком.
Доклады
       годами
          одинаково льются.
Пустить бы
    «Телевокс»
            таким докладчиком
и про аборт,
       и о культурной революции.
Поставь «Телевоксы» —
          и,
              честное слово,
исчезнет
      бюрократическая язва.
«Телевоксы»
        будут
       и согласовывать
и, если надо,
        увязывать.
И
   совершенно достаточно
одного «Телевокса» поджарого —
и мир
     обеспечен
         лирикой паточной
под Молчанова
         и
           под Жарова.
«Телевокс» — всемогущий.
              Скажите —
                  им
кто не заменим?
Марш, внешторговцы,
         в Нью-Йорк-Сити.
От радости
    прыгай,
          сердце-фокс.
Везите,
   везите,
      везите
изумительный «Телевокс»!