Василий Бетаки - «МЕА» – двенадцатая книга стихов (2004–2006 годы)

Памяти Павла Антокольского

Не рыцарь – карлик из Прованса –

Но весь от ног до головы

Он был обломком Ренессанса

В совковой духоте Москвы…

Он – режиссёр, поэт, художник,

Точнее – человек-театр,

Незримо сплёл свой труд острожный

С толпою федр и клеопатр.

Обвал в горах? Горланство рынка?

Взмахнёт, как дирижёр – и вот

Шекспир сменяет Метерлинка

И оттесняет Турандот.

Так он и выдумал весь мир:

Нагромоздив на сцену сцену,

Обруша в серый сон квартир

Непрошеную перемену,

Тебя по сцене он ведёт,

Схватив за локоть резко, грубо,

Разбрызгав водевильный мёд

Веслом трагедии стотрубой!

Нет аксиом, и мир непрост –

Забудь, что крашеные доски

Вокруг тебя, что здесь – подмостки,

И что прожектор – ярче звёзд!

И не пытайся заглянуть

За размалёвку декораций:

Будь зрителем, актёром будь,

А в тряпках незачем копаться!

Смотри в лицо – и в этом суть

Стиха и сцены…

1965–2005 гг.

Дождь за окном и нагие каштаны –

Черный орнамент по черному фону…

Что ж, это только эскизы, картоны

К спектаклю ночному, нивесть какому:

Не пьеса – обрывки импровизаций,

Не сюжет, а невнятных конфликтов суммы,

Это орнаментом смутным толпятся

не актёры, не куклы – эскизы костюмов.

И нет тут места ни тексту, ни теме,

Ни заднику, ни занавесу, ни плафону,

И зрители себя ощущают не теми…

Черный орнамент по черному фону.

«…в этом доме он писал «Мёртвые души»

( из надписи на мемориальной доске)

Виа Систина. Кафе «Греко».

Андерсен, Гоголь и Норвид

Проживали в этом доме чуть в разное время.

Раза по три в день спускались:

Норвид вечно торчал у стойки,

Гоголь сладости уплетал (всегда за одним и тем же столиком)

А Ганс Христиан не пил ничего кроме фраскати…

Каждому из них – мемориальная доска.

(Так что же новенького за полтораста лет?)

Облуплен фасад трехэтажного дома,

Так же, как тогда, когда к Андерсену,

прикрывшись вуалью,

проскальзывал какая-то донна…

(У Гоголя же, как известно, не было дам, да и нет).

А вот новых, шумных соседей – хоть пруд пруди:

Вьетнамцы ли

Торгуют над площадью Испании тёмными очками,

Филиппинцы ли

Бегают с огромными простынными узлами?

И в секунду сворачивают торговлишку при виде полиции:

Зацапают, того и гляди!

Щупальцы мафий, мёртвые души, мёртвые души…

Только что написанный,

Чичиков вышел из двери,

Уселся в ноздрёвскую бричку. А –

Тройка мчится, как тройке, положено.

Тройка скачет, ( где-то вдали от Рима).

( Какой же русский… ) Или никого в бричке нет?

Но колесо её точно до Москвы доедет,

потому как везёт, если не Чичикова,

То – какое-нибудь другое кувшинное рыло…

( Мёртвые души, мёртвые души… )

И ничего, нового за полтораста лет…

Рим – Вогезы, май-июнь 2005 г.

Конец Фауста – это как Симеон:

«Ныне отпущаеши». Так и получилось.

Неважно, что и адресат, да и стиль – не тот…

Ведь и то и другое – сдача на милость:

Так славно признаться, что ты – банкрот!

Но жаль на банкротов мне тратить время

Задорого взятое напрокат,

Важней, когда вдруг спохватываемся в ноябре мы,

Что вот, ещё в мае упущена строка,

Что всё ленивей – в дождь из-под крыши.

Что недели бегут не по одной, – гуртом…

И всё меньше читаешь, всё больше пишешь

И о том, что всего не успеть, и о том,

Что жизнь бездонна, но не бездомна,

Что вот ещё скатываются капли с весла,

И что пусть уродлива, пусть никчёмна,

А всё-таки та Атлантида всплыла!

Медон, 26 августа 2004 г.

Памяти Е. Г. Эткинда

Горсть провансальского песка

В черновиках моих стихов.

Волной прибитая доска

Как соль впитала слов улов.

А у прибоя по краям

Белеет рифмы полоса:

Волна к волне – прибой есть ямб,

И всех столетий голоса

Таскают волны сотни лет

Под аккомпанемент песка,

И ждут, чтоб я принёс в ответ –

Канцону, ритурнель, сонет? –

Неважно, лишь бы был пропет!

Хоть посвистом из кулака!

Дух всех времён доходит к нам:

Ну да, не зря, назло ветрам,

Синдбад скитался по морям,

И Агасфер по временам?

К чертям песок житейских драм

(Их отнесём к черновикам)!

А нам – нежданных мыслей пласт,

Нам – запахи собачьих лап,

Нам – запахи тюленьих ласт…,

Песнь всех земель открыта нам!

……………………………………

А нищих духом всех – к чертям,

А нищим духом – Бог подаст!

19 апреля 2005 г.

Лиловый камень вместо тучи,

…Колонны тонкие, как пальцы,

В них ветер плачет монотонно.

Пригнулись травы, разбегаются.

Земля и небо всё лилово –

Готово с грохотом распасться.

Уже белы одни колонны,

Колонны тонкие, как пальцы,

Ах, как же всё случилось скоро:

Под исполинским камнем тучи

Колонны хрупкого фарфора…

Рим, Форум, 2005 г.

Кирпичная кладка под солнцем рыжа.

Сорняк прорастает сквозь швы,

И, тонкие плоские плинфы лежат,

Запёкшись, как раны травы.

Трава бесконечна. Бездумна. Свежа…

Пчелиный пронзителен звон…

Торчит в стороне от коринфских колонн

Какая-то из безголовых юнон,

За ней деревенский забор,

Твердит всей своей деревянностью он

О том, что история – вздор:

Лопух пред юноной так зелен и свеж,

Стрижи суетятся над ней,

А в мраморных складках широких одежд –

Убежища мелких теней.

Так медленно тает смола на стволе.

У пиний зонты тяжелы.

Никчёмные шишки на белом столе –

Хранительницы тишины:

Тут кружки пивные давно не стучат,

Но вырос упрямый ячмень!

Под узкими арками из кирпича

Плутает зелёная тень.

Ступени театра, спускаясь с высот,

Спешат на неслышимый крик...

Комической маски распахнутый рот,

Трагической маски парик…

Они на столпах.

И ни слов нет, ни тел.

Остатки порталов торчат,

Но серого мрамора слой облетел,

С облупленного кирпича…

За сценой вдали, наподобие ос,

Жужжат поезда…Поезда?

Нет ­– шёпот!

И мраморной маски вопрос:

Зачем ты забрался сюда?

Зачем?

Так давно всё тут стало другим,

И травы опять наступают на Рим:

Поход одуванчиков – неумолим,

Крапива свежа и темна…

И море отходит, когда перед ним –

Зелёных вандалов волна!

Ступени театра проели ветра

Над ними закат – как вино,

Площадка орхестры, как время, стара.

Там сцена?

Нет – в чём-то зелёном дыра,

Падение солнечных пятен на мра-

мор греческой маски – немая игра