Игорь Бойков - Дворовое Евангелие

Дамоклов меч на нитке тоньше волоса
Пока висит – и властвуй и цари!
Наотмашь жизнь всегда бьёт ниже пояса.
Её не судит время-рефери.

Всё только против шёрстки меня гладила,
Гася мои потуги и рывки,
Ведь жизнь всегда играет не по правилам,
Выигрывает даже в поддавки.

Как снайпер, не случайно, а намеренно,
Какая б цель на мушку ни легла,
В упор бьёт навесным, сплошным и веерным,
Но чаще всё же бьёт из-за угла.

Под датами и дробными, и целыми,
Как день свою наращивая тень,
В присядку вальс танцует под прицелами
Разумная бегущая мишень.

Что там ни говори,
И в скифские цари
Нет очереди, записи и давки.
В просторах Киммерий
Свой срок лишь отцари,
Как вмиг на шее стянется удавка.

Отравленной стрелы
Яд злобы и хулы
Героя тут же сбросит с пьедестала.
Все станут так смелы,
Где труп – там и орлы,
Стервятники, гиены и шакалы.

Швырнёт в твой огород
Столько камней народ,
Мешая правду, вымысел и слухи.
Известно наперёд:
Жужжа, летят на мёд
И на дерьмо одни и те же мухи.

Меч – акинак врага
Разил наверняка,
Но вот сварганят тризну анареи,
Слезу смахнет друган,
Останется курган
На берегу реки в Гиперборее.

Имея высший чин,
Больней лететь с вершин,
Когда тебя судьба оходит плетью.
Чем муки злей кончин,
Тем более причин,
Чтоб поминать тебя тысячелетья.

Я в этот мир пришёл, чтоб дать вам свет,
Упрочить веру, разрешить сомненья.
Кто говорит, что счастья в жизни нет?
Есть путь, через Голгофу к воскресенью.

Всех возлюбив, подставив свою грудь,
За ближнего, за друга и за брата,
Я указал прямой к спасенью путь,
Но это никому из вас не надо.

За все грехи взял на себя вину
И все мне аплодировали дружно.
Я в мир принёс любовь, а не войну,
Но это никому пока не нужно.

Я в этот мир принес не мир, но меч.
Не кладенец, не гладиус – меч божий,
Но то, что голова слетает с плеч,
Не устрашает никого, похоже.

Венец терновый, что венок из роз,
Растиражирован по фрескам и иконам.
Я в мир своё учение принёс,
Но до сих пор его никто не понял.

Не извести зло прямо на корню,
Да и добро не вымерять весами.
Я всех вас, люди, как могу, храню,
Но вы свой мир храните всё же сами.

Нет слез, я их давно не осушаю,
Столетьями потомков хороня.
Ни ада не дано мне знать, ни рая.
Бог жизни каждого из нас лишает,
А смерти вот лишил он лишь меня.

Плывут передо мной событья, лица...
Я очерствел и ничему не рад.
Кому-то счастье, может быть, лишь снится,
А счастье, повторённое сторицей,
Ужасней, чем пугающий вас ад.

Забыли меня ангелы и черти.
Песка в часах песочных через край.
Тот, кто боится смерти, мне поверьте,
Мои попытки обретенья смерти —
Мой маленький эрзац, но всё же рай.

Топлюсь в пруду или в петле повисну,
Кинжал в грудь или прыгну в жар огня —
Всё без толку. Бессмертен. Зубы стисну.
Бог каждого из вас лишает жизни,
А смерти вот лишил он лишь меня.

Я вовсе не признателен Амрите,
И ничего хорошего не жду.
А вы все – в рабстве, в плебсе и в элите
Живите, размножайтесь, к счастью мрите
Без зависти к известному жиду.

Не угнаться нам за днями давними,
Как назад гнедую ни гони,
Было время – собирали камни мы.
Бросились – и где ж теперь они?

Всуе поминать, что зря по матушке?
Течь не будут медленней к ночи
По разбросанным бездарно камушкам
Нашей жизни мутные ручьи.

На глазах зевак при полном кворуме,
Как иной осужденый герой,
Целый век тащили камень в гору мы,
Бросились – а он уже под горой.

Под него, на памятник похожего,
Что поставлен мне за тяжкий труд,
Под лежачий сдачей у подножия,
Воды жизни вовсе не текут.

Я, в преддверье очень скорой засухи,
Всё, что мне досталось в барыши,
С шеи сброшу, сброшу из-за пазухи,
С сердца и, естественно, с души.

Налегке прекрасные мгновенья
Проще ждать, когда, взяв в оборот,
Жизнь краеугольным, преткновения
Или философским зашибёт.

Живем в разнообразной кутерьме,
Не радуясь ни жизни, ни погоде,
Поём на воле песни о тюрьме,
В неволе распеваем о свободе.

В ученье Дарвина, конечно, есть изъяны,
Ведь эволюция – гипотеза, не боле.
Разнится человек от обезьяны,
Лишь только тем, что вечно чем-то недоволен.

Тоскуем дома о неведомых краях,
В чужих краях тоску по дому глушим.
На берегу поём мы о морях,
А в море распеваем мы о суше.

В ученье Дарвина, конечно, есть изъяны,
Ведь эволюция – гипотеза, не боле.
Разнится человек от обезьяны,
Лишь только тем, что вечно чем-то недоволен.

Разруху восстанавливать в стране,
Стабильности расшатывать устои,
В дни мирные петь песни о войне,
А на войне – о мире и покое

В ученье Дарвина, конечно, есть изъяны,
Ведь эволюция – гипотеза, не боле.
Разнится человек от обезьяны,
Лишь только тем, что вечно чем-то недоволен.

Привычку людям так Господь привил,
Чтоб на себя не наложили руки,
В разлуке петь о счастье и любви,
В любви петь об изменах и разлуках.

В ученье Дарвина, конечно, есть изъяны,
Ведь эволюция – гипотеза, не боле.
Разнится человек от обезьяны,
Лишь только тем, что вечно чем-то недоволен.

Журавль в небе. Хочется за ним
Вдаль броситься, всё бросив на удачу,
Имеем что, не ценим, не храним,
Лишь потерявши, очень горько плачем.

Я вижу, смерд устал в сим бытии убогом,
Хлеб добывая потом и горбом.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
А он остался Божиим рабом.

Я дух вдохнул в уста, но непристойным словом
Он Господа спешит поднять на смех.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
А ему слаще праведности грех.

Да, жизнь не так проста в разнообразье многом,
И над собой работы через край.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
А он себе хлопочет пропуск в рай.

Под сению креста завет забыл мой строгий,
Чтоб не был ни один потерян день.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
Ну а ему всего милее лень.

Я вижу, смерд устал в сим бытии убогом,
Хлеб добывая потом и горбом.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
А он остался Божиим рабом.