Михаил Кузмин - Глиняные голубки (Третья книга стихов)

Благочестива, сердобольна,

Кротка, прямая детям мать,

Всегда казалася довольна,

Гостей умела принимать.

Бывало, на нее глядим,

Ну, прямо Божий Херувим!

Волоски светлые, волною,

Бела, - так краше в гроб кладут.

Сидит вечернею порою

Да на далекий смотрит пруд.

Супруг же, отставной гусар,

Был для нее, пожалуй, стар.

Бывало, знатно волочился

И был изрядный ловелас,

Да и потом, хоть и женился,

Не забывал он грешных нас.

Притом, покойник сильно пил

И матушку, наверно, бил.

Завидит на поле где юбки,

И ну, как жеребенок, ржать.

А что же делать ей, голубке,

Молиться да детей рожать?

Бледней, худее, что ни день,

Но принесла вас целых семь.

В Николу, как тебя крестили,

Совсем она в постель слегла

И, как малиной ни поили,

Через неделю померла.

Как гроб был крышкою закрыт,

Отец твой зарыдал навзрыд;

Я ж, прибирая для порядка,

Нашла в комоде медальон:

Волос там светло-русых прядка,

А на портрете прежний, "он".

С тех пор осиротел наш дом..."

Отерла тут глаза платком

И крышкою сундук закрыла.

"Ах, няня, мать была святой,

Когда и вправду все так было!

Как чуден твой рассказ простой!"

"Святой? Святой-то где же быть,

Но барыню грешно забыть.

Тогда ведь жили все особо:

Умели сохнуть по косе

И верность сохранять до гроба,

И матушка была как все".

Сентябрь 1912

III

308-315. ПЕСЕНЬКИ

1

В легкой лени

Усыпленья

Все ступени

Наслажденья

Хороши!

Не гадаешь,

Замирая,

Где узнаешь

Радость рая

В той тиши.

Нам не надо

Совершенья,

Нам отрада

Приближенья...

Сумрак густ.

Без заката

Зори счастья.

Тихо, свято

То причастье

Милых уст.

1912

2

Солнце - лицо твое, руки белы,

Жалят уста твои жарче пчелы.

Кудри шафрановы, очи - смелы,

Взгляд их быстрей и острее стрелы.

Щеки что персик - нежны и спелы,

Бедра что кипень, морские валы.

Где же найти мне достойной хвалы?

Скудные песни бедны и малы.

3

Улыбка, вздох ли?

Играют трубы...

Мои же губы

Все пересохли...

Прозрачная пленка,

Ты ее целовал...

Ее сорвал

Мой ноготь тонкий.

Поцелуй вчерашний,

Лети, лети!

В моей груди

Ты раной всегдашней.

Зачем пересохли

За ночь губы?

Играют трубы...

Улыбка, вздох ли!..

1912

4

Сердце - зеркально,

Не правда ль, скажи?

Идем беспечально

До сладкой межи.

Мы сядем вдвоем,

Сердце к сердцу прижмем.

Зеркало верно,

Не правда ль, скажи?

Не лицемерно,

Без всякой лжи.

Что же покажет,

Чьи там черты?

Прелесть расскажет

Чьей красоты?

Мы сядем вдвоем,

Сердце к сердцу прижмем.

Сердце все ближе.

Чьи там черты?

В обоих твои же.

Все ты да ты.

1912

5

Сердца гибель не близка ли?

Для меня это не тайна.

Мы Эрота не искали,

Мы нашли его случайно,

Розы алые сорвав.

Крылья нежные расправил,

И хохочет, и щекочет,

И без цели, и без правил

Сердце бьется, сердце хочет,

Муки сладкие узнав.

То Эрот иль брат Эрота,

Что поет так нежно-сладко?

Ах, напрасная забота,

Уж разгадана загадка

Тем, кто пьян, любовь узнав.

1911

6

Звезды сверху, звезды снизу,

И в пруду, и в небесах.

Я ж целую сладко Лизу,

Я запутался в косах.

В старину пронзал маркизу

Позолоченный твой лук.

Я ж целую сладко Лизу,

Опустясь на мягкий луг.

Кто заткал чудесно ризу

Черно-синюю небес?

Я ж целую сладко Лизу,

Нет мне дела до чудес!..

7

Если б были вы Зюлейкой,

Заключенною в сераль,

Я бы вашей канарейкой

Пел любви своей печаль.

И печалью беспечальной

Пел сегодня ли, вчера ль,

Что не терем погребальный,

А Цитера ваш сераль.

Ах, зрачки так близко, близко,

Все клубится сладко вдаль:

Канарейка, одалиска...

Только двое - весь сераль.

Целый день пою я в клетке,

Но свободы мне не жаль,

Коли сны не нежно-редки,

Коль слова нередко метки,

Ваше сердце - мой сераль.

8

УТЕШЕНИЕ ПАСТУШКАМ

Мне матушка твердила:

"Беги любови злой,

Ее жестока сила,

Уколет не иглой.

Покоя ты лишишься,

Забудешь отчий дом,

Коль на любовь решишься

С пригожим пастушком".

Я матушке послушна,

Приму ее совет.

Но можно ль равнодушно

Прожить в шестнадцать лет?

Пускай ругают: "Дура!

Тебе добра хотим!"

Но я, узнав Амура,

Уж не расстанусь с ним.

А я жила на воле,

Запрет мне незнаком,

Но встретилась я в поле

С пригожим пастушком,

Мы сели с ним бок-о-бок,

С рукой сплелась рука,

Но он был очень робок

И я была робка.

Прожить ли равнодушно,

Когда шестнадцать лет?

Любви своей послушна,

Я не сказала: нет!

Пускай сперва робеет,

Настанет скоро тьма,

Чего пастух не смеет,

Посмею я сама.

Любовь зови, любовь гони

Она придет сама,

Как прилетают вешни дни,

Когда уйдет зима.

Пускай любил ты прошлый год,

Полюбишь в новый вновь.

Она придет, она придет,

Крылатая любовь.

Пускай любви еще не знал,

Полюбишь в Новый год.

Любовь ты звал, любовь ты гнал?

Она сама придет.

1912-1913

* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

316. НОВЫЙ РОЛЛА

Неоконченный роман в отрывках

I ГЛАВА

ВЕНЕЦИЯ

1

Ты помнишь комнату и свечи,

Открытое окно,

И песню на воде далече,

И светлое вино?

Ты помнишь первой встречи трепет,

Пожатье робких рук,

Неловких слов несмелый лепет

И взгляд безмолвных мук?

Навес мостов в дали каналов,

Желтеющий залив,

Зарю туманнее опалов

И строгих губ извив?

Вечерний ветер, вея мерно,

Змеил зеркальность вод,

И Веспер выплывает верно

На влажный небосвод.

2

О поцелуй, божественный подарок,

Кто изобрел тебя - великим был.

Будь холоден, жесток, печален, жарок,

Любви не знал, кто про тебя забыл!

Но слаще всех минут в сей жизни краткой

Твой поцелуй, похищенный украдкой.

Кем ты была: Дездемоной, Розиной,

Когда ты в зал блистающий вошла?

А я стоял за мраморной корзиной,

Не смея глаз свести с того чела.

Казалось, музыка с уст сладких не слетела!

Улыбкой, поступью ты молча пела.

Была ль та песня о печальной иве,

Туманной Англии глухой ручей,

Иль ты письмо писала Альмавиве,

От опекунских скрытая очей?

Какие небеса ты отражала?

Но в сердце мне любви вонзилось жало.

Все вдруг померкло, люстр блестящих свечи,

Дымясь, угасли пред твоим лицом,

Красавиц гордых мраморные плечи

Затменным отодвинулись кольцом.

И вся толпа, вздыхая, замолчала,

Моей любви приветствуя начало.

3

По струнам лунного тумана

Любви напев летит.

Опять, опять открылась рана,

Душа горит.

В сияньи мутном томно тает

Призывно-нежный звук.

Нет, тот не любит, кто не знает