Вероника Долина - Стихи и песни

Прощай, грибы, прощай, крыжовник,
Летящая по небу белка.
Прощай, колодец и коровник,
И переспелок перестрелка…

Нас согревает радиатор.
Но скоро заморозки, милый!
Заиндевел иллюминатор
У нашей шхуны небескрылой.

И поплывет наш дом по небу,
И поплывет наш дом по снегу.
Сперва по снегу кучевому,
Потом по снегу перьевому.
По первому густому снегу,
К тому, неведомому брегу…

Не боюсь ни беды, ни покоя,
Ни тоскливого зимнего дня,
Но меня посетило такое,
Что всерьёз испугало меня.
Я проснулась от этого крика,
Но покойно дышала семья.
— Вероника — кричат — Вероника!
Я последняя песня твоя.

— Что ты хочешь? — я тихо сказала. —
Видишь, муж мой уснул и дитя.
Я сама на работе устала.
Кто ты есть, говори не шутя.
Но ни блика, ни светлого лика.
И вокруг — темноты полынья.
— Вероника — зовут — Вероника!
Я последняя песня твоя.

— Что ж ты кружишь ночною совою?
Разве ты надо мною судья?
Я осталась самою собою,
Слышишь, глупая песня моя?
Я немного сутулюсь от груза,
Но о жизни иной не скорблю.
О, моя одичавшая муза,
Я любила тебя и люблю!

Но ничто не возникло из мрака.
И за светом пошла я к окну.
А во тьме заворчала собака —
Я мешала собачьему сну.
И в меня совершенство проникло
И погладило тихо плечо,
— Вероника, — шепча, — Вероника!
Я побуду с тобою еще…

Не всё же мне девчонкой быть
Изменчивой и скверной!
Позвольте мне Вас полюбить,
Позвольте быть Вам верной!
Я знаю, как я поступлю, —
Толкуйте, как причуду:
Позвольте, я Вас полюблю,
Позвольте, я Вас полюблю,
Позвольте, верной буду.

О, наше женское житьё —
Забавнейшая штука.
Мужей питьё, детей нытьё —
Наука нам, наука!
Но как мне хочется унять
Свой голос музыкальный…
Позвольте Вам не изменять,
Позвольте к Вам не применять
Сей меры радикальной.

Не стану Вас обременять
Любовию чрезмерной.
Позвольте Вам не изменять,
Позвольте быть Вам верной.
Мы будем жить и не тужить
Уж до ста лет, наверно.
Позвольте только с Вами жить,
Позвольте только с Вами жить,
Позвольте быть Вам верной!

Не гаси меня, свечу!
Я ещё гореть хочу.
Я жива еще покуда.
Не гаси меня, свечу.

Не протягивай ладонь,
Мой дружок прекрасный.
Я пока храню огонь —
Маленький, но ясный.

А без света нет ночи,
Без ночи нет света.
Без поэта нет свечи,
Без свечи — поэта.

Для бродячих моряков —
Маяков есть пламя.
Я — горящих мотыльков
Маленькое знамя.

Оттого-то и хочу
Я дожить до свету.
Не гаси меня, свечу!
Я свечу поэту.

Не можешь быть, как книга, с полки снят,
не будешь ни подарен, ни потерян,
был близок, стало быть и свят,
и святость выше всех материй.

Не станешь перевернутым листом,
ни скомканной, ни вырванной страницей.
Взойдя над запрокинутым лицом,
ты, как и я, обязан сохраниться.

Не моих ли рук творенье
Строчкой бронзовой болит?
Но моих ли рук варенье
Пенкой розовой бурлит?

Может, что-нибудь не вышло? —
Непонятно мне самой.
Но варение из вишни
Отогреет нас зимой.

Я слежу недрёмным оком
За загадкой бытия,
А она исходит соком —
Вишня, ягода моя.

Я — без зависти, без злости.
Но сама с собой борюсь,
И, как ягода без кости,
В чьём-то вареве варюсь!

Не мое ли это пенье —
Горло тонкое дрожит?
А вишнёвое кипенье —
Будто фея ворожит.

Может, что-нибудь не вышло? —
Непонятно мне самой.
Но варение из вишни
Отогреет нас зимой.

Не отвертимся, хоть увернёмся
От алмазных её когтей,
А следы твоего гувернёрства
На повадках моих детей.

И окошко тебе открыла,
На вот, руку мою возьми,
Просыпайся скорее, милый,
Поиграй с моими детьми.

Почитаешь им Вальтер-Скотта,
Полистаешь для них Дюма.
У тебя впереди суббота,
У меня впереди зима.

Но в тягучем густом романе
Всё замешано на крови.
Расскажи ты им о Тристане,
Расскажи ты им о любви.

А ты дышишь тепло и сладко,
Руку выбросив чуть левей,
И мужская трепещет складка
Между детских твоих бровей.

Не бывает любви бескрылой,
Не случается меж людьми.
Просыпайся скорее, милый,
Поиграй с моими детьми.

Не бывает любви бескрылой,
Не случается меж людьми.
Просыпайся скорее, милый,
Поиграй с моими детьми.

Не помню, в каком году,
Не помню, в каком чаду,
Не помню, в каком дыму —
Я с вами была в Крыму.

Привет тебе, виноград!
Вокруг терраски лоза.
Прощай, Москва, Ленинград,
Неласковые глаза.

Там вечная мерзлота.
Пустынная всюду сушь.
Тут вечная простота,
Соцветие наших душ.

Прости-прощай, самолёт,
Растаявший вдалеке.
Тут планер, как мотылёк,
Лежит на Божьей руке.

Сидим в тени шелковиц,
В плечо упершись плечом.
А после падаем ниц
Под золотистым лучом.

И жгучий сок алычи,
И нежный сок помидор.
И дорогие ключи
От наших тесных камор.

Да здравствуешь ты, мой друг!
Да здравствует свежесть рук!
Да здравствует крепость рук!
Да здравствует крепость уз!

Не помню, в каком году
Я с вами была в Крыму,
Друзья мои по письму,
По сердцу и по уму…

Не пускайте поэта в Париж!
Пошумит, почудит — не поедет.
Он поедет туда, говоришь, —
Он давно этим бредит.

Не пускайте поэта в Париж!
Там нельзя оставаться.
Он поедет туда, говоришь, —
Не впервой расставаться.

Не пускайте поэта в Париж!
Он поедет, простудится — сляжет.
Кто ему слово доброе скажет?
Кто же тут говорил, говоришь.

А пройдут лихорадка и жар —
Загрустит еще пуще:
Где ты, старый московский бульвар?
Как там бронзовый Пушкин?

Он такое, поэт, существо, —
Он заблудится, как в лабиринте.
Не берите с собою его.
Не берите его, не берите!

Он пойдёт, запахнувши пальто.
Как ребенок в лесу, оглядится.
Ну и что, говоришь, ну и что?
Он бы мог и в Москве заблудиться.