Вероника Долина - Стихи и песни

Все равно где ни жить, говоришь.
Что поймет, говоришь, не осудит.
Не пускайте поэта в Париж!
Он там все позабудет.

Все равно где ни лечь, говоришь,
Под плитой да под гомоном птичьим.
Не пустили б поэта в Париж —
Он лежал бы на Новодевичьем.

Не расти, дитя моё —
Что в том толку?
Можешь малость самую,
Но и только.

"Я сегодня потерял
Синий мячик!" —
На руках у матери
Плачет мальчик.

Долго ль будем нянчиться,
Радость наша?
Вырастешь — наплачется
Твоя мамаша.

Голова закружится
Беспричинно,
Тут и обнаружится:
Ты мужчина.

Женщина потопчется
У порога.
Вспомнится потом ещё,
Недотрога…

Как я это самое
Представляю!..
Не расти, дитя моё,
Умоляю.

Нет, советские сумасшедшие
Не похожи на остальных,
Пусть в учебники не вошедшие,
Сумасшедшее всех иных.

Так кошмарно они начитанны,
Так отталкивающе грустны —
Беззащитные подзащитные
Безнадежной своей страны.

Да, советские сумасшедшие
Непохожи на остальных,
Все грядущее, все прошедшее
Оседает в глазах у них.

В гардеробе непереборчивы,
Всюду принятые в тычки,
Разговорчивые, несговорчивые,
Недоверчивые дички

Что ж, советские сумасшедшие
Ежли болтика нет внутри?
Нет, советские сумасшедшие
Не такие, черт побери! —

Им Высоцкий поет на облаке,
Им Цветаева дарит свет,
В их почти человечьем облике
Ничего такого страшного нет.

Ни христианин, ни католик
(Пошире держите карман!), —
Он просто российский историк,
Историк Натан Эйдельман.

Он грудью к столу приникает,
Глядит на бумаги хитро.
Чернила к себе придвигает,
Гусиное точит перо.

Средь моря речей и риторик,
Средь родины нашей большой —
О, как же нам нужен историк,
Историк с российской душой…

Историк без лишних истерик
С вельможи потянет парик…
Он не открывает америк, —
Россия его материк!

Не пишет стихов или песен,
Но грезит себе наяву.
Ему улыбается Пестель,
Апостол склоняет главу.

Из душных задымленных залов,
Где лоб холодеет, как лёд,
Потомок идёт Ганнибалов
И руку беспечно даёт.

Историка ночи бессонны.
А впрочем, и в нашей сечи
Стоят восковые персоны
И мчат дилетанты в ночи.

Иные плутают в тумане,
Тех сладкий окутал дурман…
И ходит с пером между нами —
Историк Натан Эйдельман.

Никакой в этом мире поэзии,
Никакой, в самом деле, мечты.
И подушечки пальцев порезаны,
И страницы скандально пусты.
Ну, помаешься, позаикаешься,
Ну, посетуешь ты на судьбу
Но не очень-то перепугаешься,
А покрепче закусишь губу.

Други близкие, други далекие
Я гляжу ваших взглядов поверх.
Ожиданья огни одинокие
Худосочный такой фейерверк.
Матерь божья, какая поэзия,
Матерь божья, какая мечта?
Я и шита, и крыта, и резана,
А страница пуста и пуста.

Никуда отсюда не деться!
Время мчится как лихой всадник.
Я тоскую о тебе, детство,
Как тоскует о тебе всякий.
Вот иду той же аллеей
И сама с собою толкую.
Ни о чем я не сожалею,
Но тоскую, тоскую!

А на даче спят два сына.
Я читала о таком, помню!
Но не думала, что так сильно,
И не думала, что так полно…
Помнишь белку в колесе? Белке
В клетку кинули орех грецкий.
Не прощу себе свой грех мелкий,
Но прощу себе свой страх детский.

Вот заветное скоро место.
Я тропинок не забывала.
Здесь лежит моё королевство!
Я сама его зарывала.
Не глядеть назад — лучший принцип
И от муки верное средство.
Но, наследные мои принцы,
Что получите вы в наследство?

И подумалось без кокетства:
Всё, что ни было со мной — важно.
Я тоскую о тебе, детство,
Как тоскует о тебе каждый.
Неразрывные твои сети!
Невозможное моё бегство…
Там, на даче, спят мои дети.
Там, на даче, спит мое детство.

Ничего не помню больше —
Нет и не было покоя,
Нет и не было покоя,
Детство билось о края.
— Няня, что это такое?
— Няня, что это такое?
— Детка, что ж это такое?
Это — Сретенка твоя.

Ничего не помню дальше —
Нет и не было покоя.
Нет и не было покоя.
Стыла птица у воды…
— Няня, что это такое?
— Няня, что это такое?
— Детка, что ж это такое?
Это — Чистые Пруды.

Ничего не помню кроме.
Нет и не было покоя!
Нет и не было покоя!
Звёзды падали со лба.
— Няня, что это такое?
— Няня, что это такое?
— Детка, что ж это такое?
Это всё — твоя судьба.

Ничего не помню больше,
Голос делается глуше…
Я отстала, я пропала,
Я осталась позади.
Няня, няня, баба Груша! |
Няня, няня, баба Груша! |
Няня, няня, баба Груша, |
Подожди, не уходи… | 2раза

Новый день занимается,
задается легко,
в моем доме снимается
"Королева Марго",
не советские мытари,
рыбьи дети, рабы,
а прекрасные рыцари
на подмостках судьбы.
Что ж душа моя мается —
все пройдет, ничего,
ну и что, что снимается
"Королева Марго"?
Может, дело получится,
и в конце-то концов,
может, страсти обучится
пара-тройка юнцов.
О, как сердце сжимается,
о, любовь, о, тюрьма!
В нашем доме снимаются
все романы Дюма.
Спи, любимый, не мучайся,
жди хороших вестей,
я участвую в участи
неизбежной твоей.

Ну как вообще? Говоришь ты уверенно,
Дрожащие губы мои пригубя.
Да видишь жива, отвечаю растерянно,
Жива без тебя, без тебя, без тебя, без тебя.

Ну что ты всё сидишь, ну что ты всё молчишь,
Где ты витаешь?
Сидишь уже века, уставясь в облака,
И их считаешь.

Но ты же не бумажный змей и даже не воздушный шар,
Да и не птица.
А всё — лететь, летать, а нет, чтобы узнать,
Как возвратиться…

Ты знаешь, на Земле в огне или в золе —
Но всяк на месте.
Да, ты взлетишь, взлетишь туда, куда глядишь, —
Лет через двести!

Ведь ты же не бумажный змей и даже не воздушный шар,
Да и не птица.
А все — лететь, летать, а нет, чтобы узнать,
Как возвратиться!