Василий Каменский - Весеннее контрагентство муз

Казань, 1914

1912 г.

Сезон художественной жизни — под гром военной живительной непогоды — ознаменовался небывалыми явлениями.

Мы посетили выставки на которых «зубры» мирно висели на радость «крепких» художественных критиков, — и тут же рядом раскинулись доски-озонаторы-«натюрморты» и разная другая «бесшабашь», — «крикунов» и «отвергателей» — тех, имя кому футуристы — и кто, казалось, не мыслим был никогда не только смотреться, но даже «висеть» рядом — так таки вплотную — с изделиями, мудро написанными со всем знанием не только школы — прежних «веков» (!), но и вкусов и аппетитов быстро текущей толпы.

Вот вам указание на факт. Но не для этого я взобрался на изломанный лафет австрийской гаубицы— не для сего звучит мой хриплый голос.

Слово мое, мало заинтересованное успехом конечного результата, имеет целью показать перемену в настроениях и мыслях отчаянных голов — футуристов, главным образом, конечно, моей. Много пройдет времени (другое помешает), а на некоторых и надежды нет никакой — они никогда не сообразят почему их старые бутылки приклеенный к холсту, озонатор прибитый к доске — зависели вдруг рядом с куинджико-крыжицко-вершино-лукоморьевской мануфактурой.

3 предшествовавших войне последних года мы пережили бурную, в искусствах наших, революцию.

Дерзновенные временщики захватывали власть. Толпа бежала покинув старых. к подножью новых кумиров.

Цитадель старых вкусов держалась крепко в руках публики и худож. критики — но, памятуя. что в осажденных крепостях месяц идет за год службы (а в Севастополе — чуть не за пят лет), мы не сколько не поражаемся: Прошло 3 года… и что же: наша внимательная широкая публика, если не постигла, поняла, — то приняла и кубизм и футуризм и Свободу творчества.

Двери цитадели широко раскрыты.

Теперь бесноваться, проповедовать, стучать кулаком в лоб слушателя, значит ломиться в открытый ход!

Нас приняли — нас соглашаются и согласились слушать — Настало время творчества — для этого поколение, кое выступило с таким шумом вслед за символистами и было им так враждебно и непримиримо.

На днях вышла книжка «Стрелец» — футуристы торчат в ней как тараканы меж солидно отсыревших (климат такой) бревен символизма.

Под мышкой у каждого символиста зажато по футуристу.

Трогательное единение — лишний раз подкрепляющее мою мысль, что в стае авторов всех искусств приняты, насколько возможно, любовно, равноправно дикие новопришельцы.

Так как это мое выступление не является выступлением от какой либо группы пли партии — а публичное исповедание моих личных взглядов (симптоматичных все же, должно быть, для этой эпохи, в кою мы вступаем, и посему, — достойных внимания, то я обращаюсь и к публике, (она является глиняным тиглем, — где плавятся смеси золота-железа-меди-свинца) и к представителям искусств — и правых и левых и даже искусств, коих никто, кроме авторов за искусство не считает. — Обращаюсь и убеждаю: будьте подобны мне — мне, носящему светлую мысль: «всякое искусство — малейшее искусство — одна попытка, даже не достигшая увы! цели — добродетель! »

Достоин всяческого уважения плюгавый старичок, пишущий в тени своего зонта арку большого цирка; по правилам лисировок, — наряду с коими Калам — дерзкий, всесокрушающий новатор.

Достоин всяческого уважения футурист на лугу общественного внимания членораздельно упивающийся звуками родного языка!

Попытка на искусство — уже добродетель.

Не принимая! «непротивление злу насилием» во имя бунта жизни — роста этических идеалов — это прекрасно — и так будет всегда!! Утверждаю здесь, что принятие любовное всего искусства, включая малейшее и «то что не искусство» — ничего общего не имеет с настроением «переписки с друзьями».

После всей неразберихи — нужной, живительной — не только тех годов, что прожили, но и этих переживаемых, — России. Великой России — кроме «густо развитой сети железных дорог» — нужно будет, и сейчас это началось, достаточное количество Культуры. В мире художественной жизни — о коей речь у вас — это означает — уважение к чужому мнению.