Василий Сумбатов - Прозрачная тьма: Собрание стихотворений

Два века роста, пышного цветенья, –
Архитектуры праздник над Невой,
Расцвет искусств, науки, просвещенья,
Поэзии и чести боевой!

Два века славы, блеска и покоя,
Немногих перемен, недолгих гроз!
Жизнь, как Нева, не ведала застоя,
Ты, град Петра, всё украшаясь, рос.

Но славы вековой умолкли хоры,
Империя приблизилась к концу,
И прогремели выстрелы с «Авроры» –
Салют прощальный Зимнему дворцу…

Ты имени лишён, но Всадник Медный
Руки не опустил, – придёт пора, –
Разгонит он рукой туман зловредный
И впишет вновь на картах: Град Петра.

Дойду ль туда, где всё знакомо, –
В простор моей земли родной,
Иль двери отческого дома
Захлопнет смерть передо мной?

Кто знает? Сила увядает,
Хотя надежда – вся в цвету,
Хоть вера гордо презирает
Могилы гниль и темноту.

Но если не смогу при жизни –
Трудами рук, огнем идей –
Я послужить своей отчизне,
То пусть мой прах послужит ей.

Поля чужбины мне не милы,
Отдайте Родине мой прах, –
Пусть ляжет – даже без могилы! –
На русских вспаханных полях.

Пусть он смешается с землею,
Но не для отдыха и сна,
А для того, чтобы собою
Питать посевов семена,

Чтоб поднялись пышней на ниве
Колосья, золотом звеня,
Чтоб в их сияющем разливе
Блестела искрой часть меня.

Горели тускло фонари,
Туман клубил свои волокна,
Холодный вечер затворил
И плотно занавесил окна.

Снижалась, тяжелела мгла
И, побелев, не мягким паром,
А хрупким инеем легла
По мостовым и тротуарам.

Ночь в ноябре, зимы канун,
Тоска бессилья, напряженье
Уже немых осенних струн,
Прощание без примиренья…

Эскиз с натуры? – Нет, вокруг
Был яркий май, пора цветенья,
Но пред поэтом встало вдруг
Ноябрьской полночи виденье.

Вокруг струились свет, тепло,
Листва блестела молодая,
Порхали птицы, всё цвело,
Но он душой ушел из мая, –

Он шел по улицам пустым,
Где тускло фонари горели,
Где едок был туман, как дым,
Где иней выбелил панели…

Иссохший, легкий, с бронзовою кожей,
Он мал и тверд, но это – апельсин.
В моем саду он рос и зрел один,
На золотое яблочко похожий.

Куст был покрыт цветами для невест –
Цветами подвенечного убора,
Но лишь один дал плод, – другие скоро
Осыпались, развеялись окрест.

Храню его, а он благоуханье
Свое хранит, свой горький аромат;
Встряхнешь его – в нем семена стучат
И будят о другом воспоминанье, –

И вижу я пасхальное яйцо,
Полвека пролежавшее в божнице
У няни, и мелькающие спицы
В ее руках, и доброе лицо.

– Со мной им похристосовался Гриша,
Мой суженый, – начнет она рассказ,
И снова я, уже не в первый раз,
О Грише, женихе погибшем, слышу.

Война, набор, жених уйдет в поход
И никогда к невесте не вернется…
Тут няня вдруг вздохнет, и улыбнется,
И, взяв яйцо, над ухом мне встряхнет,

В сухом яйце постукивает что-то.
– Кто в нем живет? – спрошу я, чуть дыша,
И няня скажет: – Гришина душа! –
И вновь яйцо положит у киота.

Рука с рукой, плечо к плечу,
Полвека мы шагаем в ногу
И нашу общую свечу
Несем к последнему порогу.

Огнь свечи – тепло и свет
Любви, доверья, пониманья –
Мы сберегли средь русских бед
И средь превратностей изгнанья.

Уберегли и донесем
Огонь до смертного порога,
И лишь о том мы молим Бога,
Чтоб перейти порог вдвоем.

У веранды гортензий цветы.
Жаль, что их красота безуханна!
Наклонилась, понюхала ты, –
Пахнет будто от ландышей! Странно!

В тот же вечер ты в гладких стихах
Написала: «Гортензии чахли,
Вспоминая о райских садах,
Где цветы их как ландыши пахли»…

Но откуда ж всё это взялось? –
Ты не знала, что там, у веранды –
Шалым ветром посеянный – рос
И расцвел под гортензией ландыш.

Что нужно и чего не нужно
В поэзии – поймет не тот,
Кто для поэтов в час досужный
Свод наставлений создает,

А тот, кому откроет тайны
Сама поэзия, задев
Своим дыханием случайный
Слетевший с уст его напев.

Яснее вижу в темноте
Всё, что когда-то видел в свете,
Но впечатления не те
Теперь дают картины эти.

Как будто был я близорук,
И мне теперь очки надели, –
Всё так отчетливо вокруг,
Всё так как есть на самом деле,

И даже больше, – суть идей
И чувств теперь я глубже вижу,
Кого любил – люблю сильней
И никого не ненавижу.

Жить – видеть, слышать, и любить,
И думать о любимом,
Хотя б горела жизни нить
И становилась дымом.

И ничего не позабыть, –
Заставить разум снова
Вить из кудели дыма нить
Сгоревшего былого.

Сияла ночь, и сад стихами Фета
Шептал луне о прелести весны,
И разгорался ярче лик луны
От нежных слов любимого поэта.

Серебряным казался старый дом,
Распахнуты все окна были в зале,
Из них текла мелодия печали,
Переливаясь тоже серебром.

Ты, вырвавшись из будничного плена,
Сошла к роялю в полутемный зал,
И с нежных пальцев капал и сверкал,
Как слезы под луной, ноктюрн Шопена.

Стер вечер с неба пепел золотой,
Просыпанный из солнечного горна,
Уплыли тучи в горы на постой,
И стало в небе просто и просторно,

А на земле… Но мысль уже не та! –
В плену у слов – она твердит упорно:
Какой союз – простор и простота!
Как прост простор! как простота просторна!

Укатали горки сивок, –
Чуть плетутся исхудалые!
А бывало, так ретиво
Мчалась тройка разудалая.

Изменилась и дорога, –
Где ж кругом леса тенистые? –
Над равниною убогой
Ветер жалобно посвистывает.