Демьян Бедный - Стихотворения

У кузнеца, у дедушки Филата,
Был двор и хата,
А в хате на стене —
Портрет, а чей портрет — не угадать в три года:
То ль в бричке поп, то ль воевода
На вороном коне,
То ль… как-нибудь потом скажу наедине.
Ну, словом, кто-то был когда-то намалеван,
Да после дедом так заплеван,
Что от лица почти не стало и следа:
Едва виднелися усы да борода!
У деда был такой обычай постоянный:
К портрету подойдет и — тьфу ему в глаза!
«Тьфу, разрази тебя гроза!
Тьфу, сатана ты окаянный!»
Случилось — сатана все это увидал, —
И стало так ему обидно и досадно,
Что он с досады похудал.
«Постой же! — про себя ворчал нечистый. — Ладно.
Посмотрим, так-то ль ты удал!
Плеваться вздумал, а? Моя-де это рожа!
Положим, на мою она и не похожа, —
Но ежли ты ее считаешь за мою,
Так я ж те поплюю!»
Тут дьявол подослал подручного к Филату.
Явился к деду бес под видом паренька.
«Не надо ль, дескать, батрака?»
«Что ж? — молвил дед. — Возьму. А за какую
плату?»
«Задаром! Лишь, мое усердие ценя,
Ты малость подучи кузнечеству меня!»
Дед рад тому: «Изволь, учись, коли охотник!»
Сам бабе шепотком: «Глянь, даровой работник!»
Работник даровой
У наковальни без отхода.
Прошло каких-нибудь полгода,
Дед не нахвалится: «Парнишка — с головой,
И золотые руки!»
Парнишка стал меж тем ковать такие штуки,
Что дед, хоть чувствовал в руках немалый зуд.
Хоть глаз не мог отвесть от мастерской работы,
Одначе взвыл: «Ой, парень, что ты!
Взлетим под суд!
Эх, черт! Подделал же ты ловко!
Пятак! Воистину — пятак!
Ну ж, молодец! И как ты так?!»
«Вот пустяки нашел! Какая это ковка?» —
Стал несуразное тут малый толковать. —
«Коль хочешь, я тебя могу перековать!!
Переверну в горне налево да направо —
Полсотни лет с тебя сниму!..»
«Да ну? Такое скажешь, право!
Никак и в толк я не возьму!»
«Возьмешь!.. Вон старичок идет по косогору!..
Эй, старина! А старина!
(Знал младший бес по уговору,
Что „старичок“ был — сатана.)
Слышь, дедушка, тебе помолодеть охота?»
«Еще бы!»
«Я тебя перекую в два счета».
«Что ж, милый, помирать равно мне. Хочешь — куй.
Ты парень, вижу я, удалый».
Засуетился сразу малый:
«Хозяин, дуй!»
Едва не лопаясь от смеха,
Пыхтит-кряхтит Филат у меха.
А бес клещами старца хвать
И ну ковать!
Вертел в огне его проворно.
Глядь, прыгнул из горна такой ли молодец:
«Благодарим покорно!
Ай да кузнец!»
Филат, оторопев, не мог промолвить слова.
А парень снова:
«Хозяин, что ж? Ложись!»
Очухался Филат:
«Ох, брат!
Кузнец и вправду хоть куда ты!
Помолодеть бы я и рад, —
Но, как война теперь, баюсь: возьмут в солдаты,
А я… какой уж я солдат?
Обидел я когда хоть муху?
Таких, как я, да ежли в бой…»
Озлился парень: «Шут с тобой!
Веди сюда свою старуху.
Пусть хоть ее омоложу!»
«Старуху? слова не скажу!
Старушка стала чтой-то слабой».
Посеменил Филат за бабой:
«Вот, баба, так и так, — пример тебе живой.
Вернешь ты молодость свою, красу и силу.
Помру, останешься такою ли вдовой!»
Мотает баба головой:
«Век прожила с тобой, с тобой пойду в могилу»
«Да ты подумай, голова!»
Дед не скупился на слова.
Просил по-доброму сначала,
Покамест баба осерчала,
Потом, озлившись сам, забил ей в рот платок.
Связал ее и в кузню приволок.
Вертели, жарили в огне старушку Дарью,
Пока запахло крепко гарью.
Тут дед встревожился: «Чай, вынимать пора?
Боюсь, не выдержит: стара!
Слышь, парень, погляди: старуха-то жива ли?»
А парня… Митькой звали!
Исчез, как не бывал. Дед глянул, а в огне,
Заместо бабушки, костей горелых кучка.
Да недотлевшая онучка.
Сомлел Филат: «Ой, лихо мне!
Ой, лихо!»
Прижался, съежившись, к стене
И… захихикал тихо:
«Хи-хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи-хи!..
Помолодел… Хоть в женихи!..
А бабка… Под венец такую молодицу!..
Сережки, Дарьюшка, сережки-то надень!..»
Бедняк, отправленный в больницу,
В больнице помер в тот же день.
Не стало дедушки Филата!
В пустом его дворе стоит, как прежде, хата,
А в хате на стене
Висит портрет, а чей — не угадать в три года:
То ль в бричке поп, то ль воевода
На вороном коне,
То ль… как-нибудь потом скажу наедине.
Ну, словом, кто-то намалеван,
Да только кузнецом покойным так заплеван,
Что от лица почти не стало и следа:
Чуть-чуть виднеются усы да борода!

Всю правду говорить — обычай пролетарский,
Так потому скажу — какой уж тут секрет? —
Что дедушка Филат так заплевал портрет —
Чей? Ну, известно: царский!

На все наведена искусно позолота.
Идеи мирные, как шелуху, отвеяв,
Бытописатели российского болота
Преобразилися в Тиртеев.
Победно-радостны, нахмурив грозно брови,
За сценкой боевой спешат состряпать сценку:
С еще дымящейся, горячей братской крови
Снимают пенку!

На сияющей эстраде
В Петербурге — виноват —
В дивном граде Петрограде
Пел нам нежно бюрократ:
«Знаем, знаем с давних пор мы,
Ох, как нам нужны реформы,
Но… всему же свой черед:
Успокойтесь наперед!»
Было худо, стало хуже.
Миновало десять лет, —
Бюрократ на тему ту же
Декламирует куплет:
«Входит жизнь в иные нормы.
Ох, как нам нужны реформы,
Но… позвольте погодить:
Дайте немца победить».
Что нам делать с куплетистом?
Отвечать, как прежде, свистом?
Но в тяжелый час потерь
Не до свиста нам теперь.
Куплетист (пусть он с талантом)
Нас избитым «вариантом»
В изумленье не поверг.
Знаем: если ждать упорно,
И упорно, и покорно,
То получим всё, бесспорно…
«После дождика в четверг».

Много, много их, «злодеев»:
Сам М. Горький, Л. Андреев,
Короленко, — кто еще там? —
Все стоят под «общим счетом»
В черной рубрике прихода
«Сметы будущего года».

И пигмеи и гиганты,
Все грядущие таланты,
С новизною, с левизною,
«Предусмотрены казною».
Плод святого озаренья,
Гениальные творенья,
Коих нет еще и в плане,
«Предусмотрены заране».

Публицист, в статье задорной
Ты идешь дорогой торной!
Я, сатирик, в басне, в сказке
Подчинен чужой указке
И живу на белом свете —
«Предусмотренный по смете»!

На белом свете «Правда»
Жила во время оно.
Была на свете «Правда»,
Но не было Закона.
И вот Закон обрелся.
Но… что ж мы видим ныне?
Закон-то есть, да «Правды»
Давно уж нет в помине!