Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты

Я грудь свою под стрелы подставляю.

Амур, никак тебя я не пойму:

Ведь прежде, чем войти в твои чертоги,

Я долго шел по гибельной дороге,

Проклятья множа твоему ярму.

Я опыту вверялся и уму,

Считал, что знаю, сколь уловки многи

Коварные твои, — и вот, в итоге,

Служу теперь тебе лишь одному.

Тебе мое приютом сердце было,

Где ты незримо коротал года,

До времени твоя дремала сила —

И для меня открылся ты, когда

С особою тоскою наступило

Чередованье скорби и стыда.

Я понимал, сеньора, несомненно,

Что с каждым днем дорога к Вам длинней,

Что я себя теряю тем верней,

Чем медленнее гоните из плена.

Теряю все, что для меня бесценно:

Вы на другого смотрите нежней.

Хранил я в тайне дар любви моей,

Зато измена Ваша откровенна.

Я все Вам отдал — душу, сердце, ум.

Не знал я, что любовь моя — лишь бремя,

А сердце Ваше пылкое — гранит.

Теперь брожу во мраке горьких дум…

Вы вспомните меня — настанет время,

И Вас стрелой раскаянье пронзит!

Наяду — ту, чей образ сердцу люб, —

Я дремлющей застал в объятьях фавна;

Он сладостную дань взымал исправно,

На горе мне, с ее прекрасных губ;

И я спросил Венеру: почему б

Не запретить красотке своенравной

Беспутствовать столь дерзостно и явно,

Да с тем еще, кто так блудлив и груб.

Неужто впрямь забыта добродетель,

А стыд исчез, неужто, о богиня,

Так легок и изменчив норов твой,

Что нимф прелестных — я тому свидетель —

Во власть уродам отдают отныне

И нет любви, есть случай лишь слепой?

Я за обман вас строго не сужу,

Хотя о нем давно имею вести,

И не прошу вознаградить по чести

Ту преданность, с которой вам служу.

Но больно мне, когда воображу,

Кто на моем обосновался месте —

Выходит, стал я жертвой вашей мести,

Виновны вы, а я ответ держу.

Хотя, сеньора, справедливо, чтобы

Обидчик был обиженным наказан,

Когда к тому весомый повод есть,

Но все же я, решив в порыве злобы,

Что за коварство ваше мстить обязан,

Столь низкую бы не назначил месть.

Ваш ясный, нежный, Ваш прекрасный взор

Недаром восхищает все живое,

И пред его сияньем остальное —

Ненужный, мелкий и ничтожный вздор.

А если яд любви до этих пор

Вас не смущал в девическом покое,

То знайте: крепнет пламя роковое,

Когда стремятся угасить костер.

Не думайте, что в искренне любимой

Нам недостаток будет неприятен,

Что наше чувство он убить готов.

Нет, мы во всем к возлюбленной терпимы,

Влюбленным сердцем мы не видим пятен.

Любовь лишь крепнет пред лицом врагов.

Любовь, меня питающая ядом,

Продли мне жизнь, чтоб я увидеть смог,

Как две звезды, чей свет мне сердце сжег,

Взирают на меня померкшим взглядом,

Как годы, проносясь над вешним садом,

Иссушат свежий розовый цветок,

Как в пышных косах золотой поток

Серебряным прольется водопадом.

Всему перемениться суждено,

И чувства переменятся, сеньора,

Но запоздавшая любовь смешна.

Рыдайте — Вас отвергнут все равно;

Так месть моя свершится — пусть не скоро,

Но все-таки настигнет Вас она.

Помыслить мог ли я, любовь моя,

Что к своему злосчастию в придачу

Я так необратимо Вас утрачу.

Увы, сеньора, Вам я не судья!

И я познал всю горечь бытия.

К своей удаче брел я наудачу,

Все потеряв, теперь в печали плачу.

О, если б он был предан Вам, как я!

Но Вы в своем надменном безучастье

Не замечали скрытого огня

Моей немой, неутоленной страсти.

А я без Вас не мог прожить и дня.

Так знайте, я — в оковах Вашей власти,

И даже смерть не вызволит меня.

Влюбленный в нимфу, сколько слез и мук 741

Принес Кефал отвергнутой Авроре,

Что лучшие ему дарила зори,

Бросая розы алые вокруг!

Спешит к Прокриде любящий супруг

И в дом родимый прибывает вскоре,

Но честь своей жены, себе на горе,

Он подвергает испытанью вдруг:

Вмиг изменив обличье и одежды,

Ей льстит и лжет, дает подарки в руки —

Прельщенная Прокрида молвит «да».

Так, убивая сам свои надежды,

Пускается на хитрости и трюки

Ревнивец, не довольный никогда.

Прокрида, уличенная в испуге

Укрылась от Кефала в дебри гор,

Хоть гнал ее, возможно не позор,

А лишь лукавство ветреной супруги.

Но муж, в любовном мучаясь недуге,

Утратил разум, и забыв с тех пор

Обиду, породившую раздор,

Отправился на поиски подруги.

Нашел ее, припал к ее стопам

И стал молить о снисхожденье, словно

Она чиста, а изменял он сам.

Так, пораженный слепотой любовной,

Безвинный муж, заглаживая срам,

Прощенья просит у жены виновной.

Как лебедь умирающий поет

На зыбкой глади озера лесного,

Когда впервые, скорбно и сурово,

На жизнь глядит уже с иных высот, —

О, если б он часов замедлил ход,

О, если бы расправил крылья снова!

Но славит он конец пути земного,

Освобожденье от земных забот, —

Так я, сеньора, здесь, в пути далеком,

Уже смирясь пред неизбежным роком,

Не в силах жить, берусь за лиру вновь

И снова славлю горькими словами

Мою любовь, обманутую Вами,

И Вашу изменившую любовь.

Мондегу 742тихий, ясная вода,

Воспоминаний край, для сердца чудный,

Где, ослеплен надеждой безрассудной,

Я шел за ней, но шел я… в никуда.

Я ухожу от милого гнезда,

Но памятью в мой путь, глухой и трудный.

Я уношу твой берег изумрудный.

Чем дальше ты, тем ближе, — так всегда.

Орган души, о родине скорбящей,

Судьба в чужие земли унесет,

К чужим ветрам, в неведомые чащи.

И все ж душа направит свой полет

На крыльях мысли, в прошлое летящей, —

Вновь погрузиться в глубь прозрачных вод.

Итак, судьбы узнал я благодать!

Лежу в пыли, и мне уж не подняться.

Все изменилось, так чему ж меняться?

Все потерял я, что еще терять?

Расстался с лучшим — значит, с худшим ладь.

Жить прожитым я буду впредь пытаться.

Но в мире зла, где злу и не дивятся,

На что и жить, чего от жизни ждать?

Пускай же смерть приходит, торжествуя.

Надежды нет, желаний больше нет.

Так пусть умру, хоть сердцу легче будет.

Ведь от добра уже добра не жду я.

Но средство есть от этих зол и бед,

И за него пусть мир меня не судит.

Уже Аврора кудри распустила —

Нимб золотой над зеленью земли.

Кругом поля сверкали и цвели,

Роса ждала всходящего светила.

Но Лауренте с Силвио уныло

Свои стада красивые пасли —

От той одной, единственной вдали,