Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты

Кого сама Любовь боготворила.

Зарю слезами Лауренте встретил:

«О нимфа, я не мил тебе, к чему же

Еще я жив, еще гляжу на свет?

Жизнь без тебя, быть может, смерти хуже!»

«Кто жив, тот любит, — Силвио ответил, —

Но и любви для тех, кто умер, нет».

Не верь обману, клятвопреступленью!

Но как забыть Надежду, свой оплот?

Увы, любовь не разумом живёт,

Она зовёт к страданию, к терпенью.

Легла на жизнь измена чёрной тенью,

И сердце с жизнью кончило расчёт.

А смерть? Хотящий смерти не умрёт,

И смерть могу ли приравнять к спасенью?

Я беспокойством сердца обречён

Надеяться, листая жизни главы.

Так повелел Любви слепой закон.

Но для чего мне призрак зыбкой славы,

Когда живу истерзан, удручён,

В плену надежд, исполненных отравы?

О Жизнь моя! От света Ваших глаз

Ведет мой жребий в смерть, в уничтоженье.

Что счастье там, где есть предназначенье:

Я всем владел — и вот во всем отказ.

Но я клянусь и в этот грустный час,

Что, если и убьет меня мученье,

В страну, где смерть, где вечное забвенье,

Переплыву я с памятью о Вас.

Пускай без Вас терзаюсь болью всюду,

Чем радость обрету хоть в чем-нибудь.

Забытый Вами, Вас я не забуду.

Пусть лучше память омрачит мой путь,

Чем, Вас забыв, я недостоин буду

Блаженства боли, мне стеснившей грудь.

Когда судьба мне испытанье шлет

И, Вас — мое блаженство — покидая,

Я должен ехать, изгнанный из рая,

Моей вины терпя жестокий гнет,

Суровость Вашу, гневный Ваш уход,

Тот страшный миг опять переживая,

Черствею вдруг, и боль, еще живая,

Уже не с прежней силой сердце жжет.

Как мог судьбы принять я перемену,

Как я не умер, как мирскую сцену

Тогда не бросил и понес мой крест?

Поверьте, все приму я без укора.

Уехав, больше я б страдал, сеньора,

Когда бы мукой не был мой отъезд.

Ах, наш жестокий враг, что заставляет

Вас покидать отчизну в нетерпенье,

Вас, светлый ум и красоты цветенье,

Кто из гнезда родного вырывает?

И что Фортуна Вам уготовляет?

Ветров враждебных ярое гоненье,

Морской стихии злое возмущенье,

Потоп, что к небу волны воздымает?

Но коль разлука наша неизбежна,

Пусть небо столько счастья Вам дарует,

Что превзойдет все Ваши упованья.

Пусть горькая кручина Вас минует.

Останусь я в печали безутешным,

И тяжек будет сердцу час прощанья.

Пускай враждебный Рок, моя сеньора,

Закрыл, мой смертный приближая час,

От глаз моих сиянье Ваших глаз,

В котором сердца скорбного опора, —

Моя душа не слышит приговора,

В огне сражений, в море — всякий раз

Она напоминает мне о Вас,

Дабы союз наш кончился не скоро.

Ей не прикажет и всесильный Рок!

Пусть голод, холод, бури, вражий ков —

В ней вечно Вы пребудете живая,

Чтоб мой дрожащий, хриплый голос мог

Все отогнать — и бури, и врагов,

Одно лишь имя Ваше называя.

Когда лучей искрящийся хрусталь

Пришла пора просыпать в мир Авроре,

Пастушка Низе уходила в горе

Из мест родных в неведомую даль.

Она взывала к небесам — ей жаль

Загубленного счастья, и во взоре,

Который блеском затмевает зори,

Ручьями слез расплескана печаль:

"Сияй, Аврора, вспыхни ярким светом,

Чтобы восхода алая струя

Несла покой сердцам, тобой согретым,

Но знай, что беспредельна скорбь моя,

И помни, что отныне в мире этом

Пастушки нет несчастнее, чем я".

Рассталась Низе навсегда с Монтану.

Она исчезла за грядою скал,

Но в памяти пастух воссоздавал

Черты своей подруги неустанно.

Он в Индии пред хлябью океана,

На посох опершись, свой взор метал

В пучину волн, в их дышащий кристалл,

Но безответна пелена тумана.

"Любви нетленной к той, что, мне на горе, —

Стенал он, — путь свершает свой далекий,

В свидетели зову я небосвод!

И если жаль тебе меня, о море, —

Вдаль унеси и слез моих потоки,

Как их причину, с пеной темных вод!"

Те очи светлые, что в час прощанья

Все о разлуке плакали со мной,

О чем теперь грустят? И облик мой

Лелеют ли в своих воспоминаньях?

И помнят ли годину расставанья

И час моих страданий роковой?

И день свиданья нашего благой

Им грезится в заветных ли мечтаньях?

Считают ли мгновенья и часы?

Для них минуты тянутся, как годы?

Взывают ли к ветрам в ночной тиши?

Обман счастливый страждущей души!

Когда печальным думам нет исхода,

Хоть ты терзанья сердца приглуши.

Уж если я сумел перешагнуть

Через потоки слез — по воле Рока

Плывущий вдаль, я этого потока

И этой бездны не страшусь ничуть.

Был час прощанья, и томилась грудь

От тысяч уз, разорванных жестоко,

Когда, за миг до истеченья срока,

Река любви мне преградила путь.

Но мной и эта пройдена граница.

Я шел, подобно тем, кто прям и тверд,

Идет на плаху, зная: казнь свершится.

Пускай любые образы и лица

Приемлет смерть — страдальцу, что простерт

У ног ее, чего еще страшиться?

Душа моей души, ты на крылах

Отторглась преждевременно от тела!

Покойся там, куда ты отлетела,

А мой удел — грустить о небесах.

О, если память о земных делах

Живет в преддверье горнего предела,

Не забывай любви той, что горела

Чистейшим пламенем в моих глазах!

И пусть любимой имя будет свято —

Вернуть ее не может человек

Своей тоской (оттуда нет возврата!).

Моли того, кто жизнь твою пресек,

Дабы опять, как на земле когда-то,

Нас в небе он соединил навек!

Печали полный радостный рассвет,

Смешавший краски нежности и боли,

Пусть будет людям памятен, доколе

Есть в мире скорбь, а состраданья нет.

Чертившее на небе ясный след,

Лишь солнце соболезновало доле,

Двух душ, разъединенных против воли,

Чтобы погибнуть от невзгод и бед.

Лишь солнце видело: обильной данью

Наполнилась могучая река,

Взяв у влюбленных слезы и рыданья,

И слышало: мольба их столь горька,

Что может и огонь смирить, страданья

Уменьшив осужденным на века.

Земля, вода, фонарь на челноке,

Шуршанье гальки в ласковом прибое,

И ночь в ее торжественном покое,

И плеск дельфина где-то вдалеке.

Рыбак Аноньу в горести, в тоске

Напрасно шепчет имя дорогое,

Кричит туда, в безмолвие морское,

И чертит это имя на песке.

Верните, волны (говорит несчастный),

Верните мне похищенное вами,

Иль сам я кинусь милой нимфе вслед.

Уносит ветер крик его напрасный,

Он море не разжалобит мольбами.