Юрий Мандельштам - Собрание стихотворений

А может быть, года пройдут,
И незаметно постаревший,
Другой преодолевший труд,
И приутихший, присмиревший,
Обрюзгший, с ранней сединой
И с лысиной уже немалой,
Наедине с самим собой,
Забытый всеми и усталый,
Я буду жить — и потечет
Простая жизнь, без слов, без края,
И мимо лучший друг пройдет,
Меня почти не узнавая.
И даже ты, подумай — ты,
Пройдя в толпе со мною рядом,
Когда-то близкие черты
Приветливым не встретишь взглядом.

Но я боюсь судьбы иной,
И даже думать не решаюсь
О том, что темнотой ночной
Я постепенно облекаюсь,
Что через десять лет в плену
У косности непостижимой
Бессильным прахом в тишину,
Презрев восторг, летящий мимо,
Я тело отпущу навек,
И распылившийся в эфире,
Не ангел и не человек,
Я буду жить в незримом мире.
И даже ты не промелькнешь,
Хотя бы смутным сновиденьем,
И в памяти земную ложь
Не воскресишь твоим явленьем.

Отчаянье — не это
Вседневное рыданье
С трагическою дланью,
Приподнятой к виску,

Отчаянье — не это
Вседневное паденье
В глубины без просвета,
В которых есть просвет,

А в малое мгновенье
Понять, что чашу с ядом
Хотя и страшно выпить,
Но все таки возможно.

Как жить на земле? Человек не знает.
Человек рождается, человек умирает.
Сгнивает тело в плотной земле.
Летает душа в поднебесной мгле.

Поэт, послушай, не думай о многом!
Ты — человек, ты не станешь Богом.
Послушай — не твой ли голос поет:
Человек родился, человек умрет.

«В житейской тине счастья не найти…»

В житейской тине счастья не найти…
Но и взлетев в небесные пространства,
Мы не забудем прежние пути,
Простую грусть, простое постоянство.

И стоит ли смотреть за облака
Нам, обреченным смерть принять оттуда,
Пока еще прекрасна и легка,
Земная жизнь, где нам не надо чуда.

Нет оправдания тому,
Кто стать не смог, кто жить не может.
Что нам за дело — почему
Его сомнения тревожат.

Жизнь высока и глубока,
Ей нет предела, нет причины.
Бегут за нами облака,
Растут высоты и пучины.

Сомненьям места нет, — и он,
Бессильный, одержимый ими,
Уже навеки осужден
Самим собою, не другими.

Этой жизни, трудной и любезной,
Каждый год мне по иному мил!
Каждый год своей волной железной
Сердце навсегда приворожил.

Пронеслась гимназией далекой
Череда привычных лучших лет.
Темный, непонятный, одинокий,
Позабылся университет.

Бледный отблеск дружбы величавой,
Две любви — бесплодных, без следа,
Но звучащих неповторной славой,
Скрыли в прошлом темные года.

Стынет сердце вечностью и страхом.
Только то, чему названья нет,
Остается в сердце верным знаком,
И не меркнет отдаленный свет.

Ты говорил — я долго слушал,
О, я согласен был во всем:
Сомненье не спасает душу
Опустошительным огнем.

И горе не изменит света —
— Все так же солнце греет нас,
И столько радостных ответов
Хранит хотя бы этот час.

Ты говорил, и все казалось
Неизмеримо и светло,
Но что-то смутное осталось
И там, за памятью, легло.

Все это так: и мир без края
И жизнь прекрасна и чиста;
Но только, знаешь ли, какая
Бывает в сердце пустота!

Усталость. Легкие слова
Теряются и замирают.
От сна кружится голова.
Дремотой сонной сны растают.

И только взмахами косы,
Разящей сердце смертью новой,
Непримиримые часы
Стучат настойчиво в столовой.

Такой же стук, такой же взмах
— И ты меня косой сразила.
Но и тебе судила страх
Опустошающая сила.

Виновница любви моей!
Под этот стук ночного бденья
Мне так понятней и страшней
Твоей души опустошенья.

Мой друг, ты болен, ты измучен,
Ты безразличней с каждым днем,
К пустыне дружеской приучен,
Благополучием измучен,
Ты думаешь — всегда о том,

О том единственном, безмерном,
Трагическом, слепом, неверном,
Что нас застигнет где-нибудь,
Чтоб нам от жизни отдохнуть.

Но если мы живем в пустыне,
Но если счастья нет в помине,
Не от страданий наших там
Избавиться с тобою нам.

Не верю я блаженной доле.
Мне только б мучиться на воле,
Вдали от дружеских речей,
От слез, от радостных признаний,
От тягостных моих незнаний,
От горестной мечты моей.

Тому, что ты живешь и пишешь,
Тому, что ты поешь и дышишь,
Порадуйся, мой друг, пока
Тебе земная жизнь близка.

А там… Но разве мы узнаем?
Но разве адом или раем
Изменим мы хоть что-нибудь?
Мой друг, будь радостен, забудь!

Случайный сон, уже почти не сон:
Тупое дуло, выстрел, я сражен,
Я падаю в отчаяньи несмелом,
А сам расту над распростертым телом.
И бытие — уже не бытие,
Уже чужое — и навек мое.
Бессмертие…

Но будет время длиться,
Исчезнет сон, и новый сон присниться.

Закрыта дверь, но понял я — теперь
Уже недолго: распахнется дверь
И выйдешь ты, такая же как прежде,
Со всей любовью и во всей надежде.
Но распахнулась дверь, и ты — прошла.
Какая пустота вокруг легла!
С каким отчаяньем, с какой мольбою
Я ринулся неслышно за тобою!
Но слов моих не слушался язык,
И только крик, уже бесцельный крик,
Крик ужаса…

И не пошевелиться…
Исчезнет сон, и только время длиться.

Всю ночь промучиться — какая ложь!

К чему стихи? Уже и так от них
Грустна душа, как неудачный стих.

Уже и так, едва глаза закрою,
Теснясь, бегут сравнения с тобою.

То ты прекрасней розы и нежней
Моей любви и нежности моей,

То ты грустишь склонившеюся ивой,
То трудишься пчелой многолюбивой,