Виктор Боков - Том 1. Стихотворения

И так ли это было? Тайна,
И вымысел — еще не факт.
Но бухта с именем Наталья
Мне говорит, что было так.

Я здесь твержу другое имя!
Всем расстояньям вопреки
Глазами серыми твоими
За мною смотрят маяки!

Город-бухта,
Город-сопка,
Город-сад.
У тебя своя походка,
Твердый шаг.

Собирается
Москва-столица
Спать,
Ты уж выспался,
Тебе команда
«Встать!».

Выйти в море,
Выйти в горы,
Выйти в цех —
Дел найдется —
В Петропавловске
Для всех.

Мореходка
Марширует на плацу,
Бескозырки
Петропавловску
К лицу.

Каждым бревнышком
И каждою доской
Этот город —
Мореход
И волк морской.

Вот беда, что
Часто землю здесь
Трясет.
Пусть трясет,
А Петропавловск
Все растет!

Над широкою
Авачинской губой
Город ширится,
Хорош, пригож
Собой.

Волны бьют
В береговой его гранит,
Пурги хлещут,
Дождь сечет,
А он стоит!

И понятно
Это все само собой,
Потому что
Петропавловск —
Часовой!

Из Москвы
К нему теперь
Рукой подать.
Сел на «Ту»,
Поел два раза —
И слезать!

Лось на путях! Дайте зеленый!
Он на красный свет не пойдет.
Он стоит под ветвистой короной
И, как поезд, ждет.

Дайте ему «зеленую улицу»,
Чтобы он никуда не свернул.
Разве, скажите, лось не умница:
Дали зеленый, и сразу шагнул!

Пошел, как путеобходчик, по рельсам,
Люди ликуют: «Лось! Лось!»
Простим ему, что он первым рейсом
Не руду, а рога свои гордые нес.

Они у него своего рода индустрия.
Арматура, железная стать.
Здравствуй, здравствуй, природа русская,
Не губить тебя надо — спасать!

Город спит в вишневом белом дыме,
В тишине владимирской весны.
Тихо над сердцами молодыми
Веют замечательные сны.

Камень стен церковных глух и древен,
Ржавь насквозь проела купола,
Но краса владимирских царевен
Уцелела и до нас дошла.

Я твержу девчонкам черноглазым
У обрывов клязьминских крутых:
— Встретились бы раньше богомазам,
Кинулись бы с вас писать святых.

А они смеются: — Наша внешность
Грубовата для святых досок,—
Обнажают тело, то-есть грешность,
Загорать ложатся на песок.

Предо мной ворота Золотые,
Древности былой надежный щит.
Мимо них не конница Батыя,
А такси владимирское мчит!

«Легче поворчать,
Чем поворочать!» —
Говорил рабочий мне один.

— Бросьте вы мне голову морочить,
Гражданин!
Что брюзжите?
Что пищите горлом:
«Я устал от всяческих субботников!»
Посмотрите: вас расперло,
Вы едите за бригаду плотников!

Власть нехороша?
А где же лучше?
Лучше нет, поверьте
Нам, поэтам!
Это ведь счастливый случай,
Что родились вы в Стране Советов.

Вам бы при царе
Пыхтеть и гнуться,
Стариться от преждевременных морщин,
Вам бы царь не дал раздуться
До социалистических толщин.

Что вам не хватает?
Дачи? Площади?
Дача — это прах, жучки, гнилье!
Что вы свой язык везде полощете,
Как над грязной прорубью белье?

Вы смеетесь:
«Много ль сам доволен?»
Много! Много!
Потому что я
Радостью труда навеки болен,
Для меня он — песня бытия.

Ваше недовольное величество,
Обыватель времени ракет,
Посмотрите, всюду электричество —
То ангарский, то днепровский свет.

Это мы —
Турбины, пульты, тракторы,
Головокружительные «Ту».
Это наши мирные реакторы
Преодолевают темноту!

Не аршином расстоянье мерьте,
Наша мера — вымпел на Луне!
Не ворчите, гражданин, поверьте,
Захлебнетесь в собственной слюне!

Ничего я не знаю нежней иван-чая!
Своего восхищенья ни с кем не делю.
Он стоит, потихоньку головкой качая,
Отдавая поклоны пчеле и шмелю.

Узнаю его розовый-розовый конус,
Отличаю малиновый светлый огонь.
Подойду, осторожно рукою дотронусь.
И услышу мольбу: «Не губи и не тронь!

Я цвету!» Это значит, что лето в разгаре,
В ожидании благостных ливней и гроз,
Что луга еще косам стальным не раздали
Травяной изумруд в скатном жемчуге рос.

Он горит, иван-чай, полыхает, бушует,
Повторяет нежнейшие краски зари.
Посмотри, восхитись, новоявленный Шуберт,
И земле музыкальный момент подари!

Здравствуй, лес, мое шумное детище!
Что ты прячешь, скажи, под полой?
Протяни ко мне ветви и ветвищи,
А не трудно — склонись головой.

Положи свои лапы мне на плечи,
Нам не знать, что такое вражда.
Тихо вырони капли и каплищи
Ночевавшего в листьях дождя.

Понимаю тебя, если, дрогнувши,
Ты кричишь своему палачу:
— Затушите преступное огнище,
Черным углищем быть не хочу!

Я люблю твои тонкие иглища,
Твой сосновый и терпкий настой,
Шаловливые гульбища, игрища
Ветра буйного с легкой листвой.

Если скажут, что лес — это веники,
Ты на это, мой друг, не гляди,
Подымай в высоту муравейники,
Глубже в землю корнями иди!

Красота страшней кинжала,
Злее жулика в кустах.
У нее такое жало,
Что укус змеи — пустяк!

У нее глаза, как бритвы,
Как ножи, как лемеха.
Что бессилие молитвы
Перед вызовом греха?!

Берегитесь, братцы, беса,
Арендующего ад!
Безопасней возле ГЭСа,
С миллионом киловатт!

Тут смертельно, но не очень,
Ток запрятан в провода,
Красота же — ловкий ловчий,
Души ловит в невода.

Сортирует, солит, вялит,
Прячет в бочках и в торфу
И таких гигантов валит,
Что и Петр Великий — тьфу!

Едет ветер на бешеной тройке,
Кони ржут и поводья рвут,
Он бы мог и быстрее, но стройки,
Трубы фабрик ему не дают.

Даже степью не разбежишься,
Ни иртышскою, ни донской,
То амбары, то общежитья,
То пшеница кричат ему:
            — Стой!

То заборы мешают, то доски,
То промышленные штабеля.
Вдруг он врезался где-то в Подольске
В белый-белый косяк белья.