Валериан Бородаевский - Посох в цвету: Собрание стихотворений

Вкруг колокольни обомшелой,
Где воздух так безгрешно тих,
Летают траурные стрелы
Стрижей пронзительных и злых.

Над кровью томного заката
Склоненных ив печаль светла.
И новых стрел душе не надо:
Душа все стрелы приняла.

Стрижи ватагою победной
Дочертят вещую спираль;
И, догорая, запад бледный
Отбросит пурпурную шаль.

И будут ив бездумны речи,
Как черствый ропот старика,
Когда одна стучит далече
Его дорожная клюка.

Сумрак предрассветный… Буря снеговая…
Злоба вихрей бледных треплет ранний звон…
Колокол безумный бредит, обмирая,
И относит дальше взвеянных ворон.

Там, в приделе черном, засветилась свечка.
Что-то там скребется… Крыса или поп?
Протянулось дыма сизое колечко,
Замерцал глазетом позабытый гроб.

Яростная буря воет неустанно,
Бьется в стекла церкви льдистое крыло…
И зачем так холодно? И зачем так рано?
И зачем дороги снегом замело?

Не склонится ухо к тайне позабытой.
Нагорает свечка. Вырастает гроб.
Плачет воск один на каменные плиты,
Да в дверях, простершись, молится сугроб.

Панихиды в синеве мерцают,
Зажжены рукой холодеющей.
Облетают, отлетают,
Те, что нежились в полдень млеющий.

Широко открытыми глазами
Смотрят в поле окна пустынные.
Над полями, над прудами
Нити тонкие, паутинные.

Паркой срезаны жизни скромные,
И концы их лаской светятся…
На кресты садятся темные,
Над могилой хотелось бы встретиться.

Слышу я тихие стуки,
Стуки ночные в стены…
Слабые, милые руки,
Земли вас опутали плены.

Бьете, как сторож в доску,
Черствое сердце мягчите.
Выманить надо ль вам слезку?
Тайную ль встречу сулите?

Глохнут залетные звуки…
Вот и совсем замолчали…
Милые, белые руки,
Видно, вы путы порвали!

В тайне рассвета, бела, недвижима,
Ризой, как облаком легким, одета,
Мертвая, — ты мне явилась, томима,
В тайне рассвета.

Ты мне сияла лучом искупленья.
Сердце тревожилось и трепетало…
Но, побеждая земное смятенье,
Ты мне сияла.

Светлой мечтою промчалась ты мимо
Сумрак, серея, навис надо мною…
Тихо; лишь сердце, как арфа, томимо
Светлой мечтою.

Маскарад любите погребальный!
Да живит, как легкое вино,
Этот блеск цилиндров триумфальный,
Строй коней под черным домино,—

Фонари, повязанные крепом,
Длинный гроб, где кто-то, притаясь,
В этом фарсе, милом и нелепом,
Мертвеца играет, не смеясь!

Хороши под балдахином дроги
И цветы из ласковых теплиц,
И зеленый ельник по дороге,
И слеза на выгибе ресниц…

И люблю, когда, со мной равняясь,
Подмигнет он радости моей.
Я молчу… Я тайно улыбаюсь
Черным маскам ряженых коней.

Рассветало. Моросило.
Нахлобучив капюшон,
Ночь угрюмо опочила.
И, в умершую влюблен,
Застонал последний сон.

А по улице печальной
Побледневшие спешили
Вереницей погребальной:
— Ночь, тебя мы обнажили,
Миром сладостным омыли.
Ты ушла с заклятой тайной!-

Под зонтами, вереницей
Шли за черной колесницей.

Печаль опустошенной, затихающей души,
Где свет, словно в чаще, что расчистил топор.

Склоненные колени у последней межи,
Широкая улыбка, туманный взор.

Обнять, простить хотелось бы, обласкать ножи убийц,
Презрительной любовью одарить врагов: —

Так Цезарь, в плаще закутанный, поверженный ниц,
Торжественно вступал в обитель богов.

Нынче Горе мое нарядилось,
Надевало бальное платье;
Духами смеясь окропилось,
У зеркал примеряло запястья.

Нынче, Горе, твои именины.
Будет бал, торжествен и светел.
В алом — дамы; в черном — мужчины.
Я гостей улыбками встретил.

В нежном танце тебя закружу я,
Потону в твоем огненном взоре.
Как хочу твоего поцелуя,
Как люблю тебя нынче, Горе!

Хожу меж обугленных балок
Пожарища веси моей.
Сам себе странен и жалок,
Пепел сбираю,
На ветер гудящий бросаю,
И солнце сквозь пепел страшней.

О, как пламенело, как жгло ты,
Блаженство багряных орлов!
Сладость твоей позолоты
Ввек не изжить!
Той изгари едкой вовек не избыть
Всей дружбе холодных ветров.

Но траурной ризы не сброшу.
Влеку этот длинный
Шлейф, как бесценную ношу.
Пепел сбираю,
Над пашней разрытой бросаю:
Взойди, воскрешенный, забвенный, старинный!

Зеленые, хитрые волны, со мной не лукавьте,
Честных объятий хочу я, старый пловец.
Мчите от берега прочь, песней забавьте.
Вокруг головы оплетите зеленый венец.

Вспененные гряды в зыби — морское похмелье!
Тело, что бури ковали, не нужно земле.
Акулы, акулы, любил я ваш плеск и веселье
В холодной, глубинной, зеленой, колдующей мгле.

Вы, белые чайки, отраден ваш лёт замеделённый,
Склонитесь, приникните ближе к холодным губам!
Акулы и чайки, на пир! Кудрявой коровой
Увенчанный друг потрясает свой кубок червонный,
Где горькая кровь, что кипела по дальним морям.

Глянь: как лезвие, остер
Край земли.
Мчится всадник, буйн и скор,
Там вдали.
Мчится он по лезвию
Все кругом:
Обскакал бы жизнь мою
На лихом!
Я спешу наперерез…
Я — всё здесь. Он — всё там!
Дух чудес,
Заверть, вьется по степям…

Там, в далекой дали,
Перерезаны жилы мои.
Я не вижу, не знаю,
Только чую, —
Истекаю
Там вдали, за тридевять земель…