Давид Самойлов - Стихи

Люди хотят непосредственной морали, тех десяти заповедей, которые ничем не оправдывают убийство, предательство, подлость, а не той «возвышенной» морали государства, которая разрешает все во имя своего абстрактного эгоцентризма.

Люди хотят любви к человечеству, истинной, правдивой, не пышной и не сентиментальной, ибо пышная жестока, а сентиментальная подла.

Люди хотят подлинного искусства. Не снисходительного и геройского, не дидактического и барабанного, не чувствительного, а полного скромного мужества и доброты, способного сказать правду о простом человеке, не унижая его.

Искусство делает первые шаги на этом пути. Это итальянское кино, это проза Хемингуэя, это музыка Шостаковича.

Довольно уже морочила нам голову эстетика, утверждая, что прекрасное есть жизнь, что прекрасное есть действительное, что прекрасное есть истина и т. д. Слишком далека от прекрасного была жизнь человечества, а прекрасная абстракция жизни была той почвой, на которой вырождалось искусство.

Новый тип человека еще не оформился, есть только его зачатки, общий абрис, несовершенное подобие. И это естественно. Ибо новый тип рождается из нового образа действий. И после того, как прояснился новый образ действий. Тип рождается из образа действий, а не наоборот.

Нет этого типа и в литературе, хотя намечаются его отдельные черты. Литература может помочь оформиться новому типу человека, помочь ему осознать себя. Но не может его придумать. Отдельные черты этого человека существуют в обществе и проявляются в литературе, но еще не целостно, не в форме особого характера. Эти черты чаще всего проявляются преувеличенно и изолированно и, являясь по сути положительными чертами, в реальных проявлениях несовершенного характера искажаются под влиянием старых критериев самооценки или закосневших черт, не изжитых человеком, вросшим всеми корнями в предыдущую эпоху. Преувеличенные качества в несовершенном и надорванном противоречиями характере выявляются либо как агрессия, либо как рефлексия. На попытки сочетать положительные свойства с общим фоном личности уходит слишком много сил и обеспложивает сами положительные свойства. Преувеличенные достоинства чаще всего настолько обесценивают личность, что уводят ее от самого главного — от образа действий. Положительные качества без образа действий — наиболее общее определение «честного» интеллигента нашего времени. Его совесть, его честность, его всепонимание, его негодование — все это существует вне образа действий и, следовательно, относится к предыдущей эпохе, к эпохе оценки и самооценки, а не к будущей эпохе — эпохе образа действий. Для справедливости следует сказать, что достоинства современной личности являются базой для образа действий. И возможны обстоятельства, когда образ действий неминуем.

Рождающийся новый тип человека ниоткуда не может ждать помощи в процессе своего формирования. Его может поддерживать сочувствие, но организатором своего «я» может быть только он сам. Поэтому тем, кто прикоснулся к образу действий и, следовательно, ближе к новому типу, чем другие, следует скрупулезно следить за явлениями собственного формирования. Ибо сам образ действия, преломляясь в несовершенной личности, может стушевать и исказить ее неустойчивые положительные свойства и проглядеть укрепление отрицательных. Образ действий не может служить оправданием для формирующегося нового типа, ибо опыт истории показывает, к чему приводят двойное понимание нравственности, релятивизм нравственных норм у активной личности.

Основное определение нового типа человека — нравственная личность без изъятий. Любое изъятие обесценивает эту личность и сводит ее к уже существовавшим образцам, потерпевшим историческое крушение.

Образ действий проявился в современности гораздо ярче, чем новый тип человека. Есть основания предполагать, что новый образ действий может быть массовой идеологией.

Диалектика этого образа действий такова, что он, доведя до логического конца недостаточный принцип, например, принцин национальной свободы, может преобразоваться в нечто более важное. Личность не может, чтобы стать новой, базироваться на старых критериях. Она должна порвать со всеми способами прежних оценок и самооценок. Образ действия, наоборот, органически связан с бытием массы, нации, народа, с его историческим самосознанием. Он может вырасти, только развивая органическое самоощущение массы. А это ощущение в наше время неминуемо связано с национальным ощущением. Это самоощущение, разделяя человечество, вместе с тем создает сферу конкретизации понятий нравственности и свободы и через страдание возвращает народ к идее человечества. Ряд примеров этому дает наша современность.

Проблема преодоления одиночества, о которой так много говорится в ХХ веке, отнюдь не нова. Были эпохи, когда она стояла не менее остро. Можно сказать, что преодоление одиночества как главная потребность социальной психологии существовало всегда. И основные законы социальной психологии здесь совпадают с законами личности. Ибо именно в процессе преодоления одиночества личность выступает как социальное явление.

На первый взгляд кажется, что для преодоления социального одиночества личность должна присоединиться к множеству. На самом деле наоборот. Преодоление одиночества состоит в выделении из множества. Одиночество — категория эмоциональная, в нем не столько осознается, сколько ощущается ущербность времени и неполноценность соотношения человека с явлениями социальной жизни общества. А эмоция есть нечто конкретное, нечто наличное и потому либо, расплываясь, уводит личность от образа действия, либо требует самоопределения путем выделения из множества, то есть конкретизации в действии. «Лишние люди» Чайльд-Гарольд, Онегин или Печорин — лишние не потому, что они выделены из множества, а именно в силу непреодолимой погруженности во множество, бесплодности выделиться из множества в любовь, войну, в религию или в политику. Они люди множества и потому неспособны к действию или любви. Любовь — самый простой пример преодоления одиночества путем выделения из множества. Здесь из множества выделяются двое.

На этом простом примере видно, что процесс выделения является естественным законом психологии. То же относится и к психологии социальной.

История знает отромное количество форм выделения из множества: каста, класс, религия. Сам процесс этого выделения есть нечто активное, требующее эмоциональных усилий, и порой проявляется в самом жестоком и кровавом виде.

Таким процессом было выделение пролетариата и его классовой идеи интернационализма. Выделение революционных партий и их путь к власти — всегда болезненный, жертвенный и жестокий процесс.