Лидия Аверьянова - Vox Humana: Собрание стихотворений

Дрогнет мраморное вече.
Жолудь цокает в висок.
Место первой нашей встречи
От тебя наискосок.

Так. Скудеющей походкой.
Так. Растеряны слова.
Там, за дымчатой решеткой,
Тяжко стелется Нева.

Струны каменные – четче
Всех чугунных – горний кряж…
Так тебя украсил зодчий,
Тот, что строил Эрмитаж.

Летний Сад, какое лето
Нас введет сюда вдвоем?
Вдоль гранита плещет Лета,
Покоренная Петром.

Как Гумилев – на львиную охоту,
Я отправляюсь в город за Тобой:
Даны мне копья – шпилей позолота –
И, на снегу, песок еще сухой,

И чернокожие деревья в дымной
Дали, и розовый гранитный ларь, –
И там, где лег большой пустыней Зимний,
Скитаюсь, петербургская Агарь…

Когда всё проиграно, даже Твой
Приход подтасован горем, –
Тогда, выступая как слон боевой,
На помощь приходит город.

Он выправит, он – неизбежный друг –
Мне каждый раскроет камень,
Обнимет, за неименьем рук,
Невы своей рукавами.

И, в каждом квадрате гранитных риз
Лелея на выезд визу –
Мне можно ослепнуть от снежных брызг –
Эдипу двух равных Сфинксов.

И снова, укачивая и креня,
Под свод Твоего закона
Мой город вслепую ведет меня –
Недвижная Антигона.

Здесь зодчая рука Томона
Коснулась дивной простоты –
И камень камню лег на лоно,
Хранить дощатые мосты.

О, Биржа! на первичном плане
Так строгий замысел встает,
И чутко слышал иностранец
Неву, туман и тонкий лед:

На мерно скрепленные стены
Струится веско тишина,
И, в складках сумрака, нетленна
Колонн крутая белизна;

И на широкие ступени
Здесь ветер с ладожских зыбей
Склоняет ломкие колени
Пред стойкой прелестью твоей.

Владимирский собор чудесно княжит
Над садом, над Невою, надо мной…
Я тронута мечтательно – и даже
Не синевой, не белизной:

Нет в нем одном так оба цвета слиты,
Что вижу я (и замедляю шаг)
Над Петербургом – палубой немытой –
Андреевский полузабытый флаг.

На Марсовом широковейном поле
Острее запах палого листа
И ветер мне – крупицей свежей соли
С горбатого, сурового моста.

О, город мой, как ты великолепен!
Здесь перебито будней колесо.
Заботы о ночлеге и о хлебе –
Горсть желудей и небо: вот и всё.

Так воробьи, в песке чуть влажном роясь,
Бездомными не чувствуют себя.
И кажется тогда мне: я покоюсь,
О, город мой, на сердце у тебя.

Так. Желтизна блестит в листве.
В оцепененьи жгучей муки
Мечеть в постылой синеве
Простерла каменные руки.

И, преломляясь, никнет дым,
С дорожной смешиваясь пылью.
А я иду путем моим.
Уж август складывает крылья.

И, больше чем любой исход,
Острее ласкового слова,
Мена, такую, развлечет
Листок плюща с окна чужою.

Лает радио на углу
И витрина освещена,
И по дымчатому стеклу
Рьяной струйкой бежит весна.

Демос – вымер, и город спит.
Не сказалось. Не вышло. Что ж.
Только ветер мне плащ и щит,
Только ветер и дождь, и дождь…

Старый дождь, мы с тобой вдвоем,
Дрогнет площадь и даль пуста.
Как любовники, мы пройдем
На зеленый глазок моста.

Среди берез зеленокудрых
Собор, как чаша, вознесен:
Трезини был он начат мудро,
Ринальди славно завершен.

В обличьи стен – еще простое:
Петровский росчерк, прям и смел.
И колокольня высотою –
О, в тысячу парфянских стрел!

Но не об этом встанет песня
Костром в лирической игре:
Не о соборе, всех чудесней.
Не о Трезини и Петре…

Высок и прост мой символ веры:
Я сквозь листвы живую сеть,
Вон с той скамьи, на дом твой серый
Могу рассеянно смотреть.

Никогда мне Тебя не найти,
Мне не встретить Тебя никогда –
Так запутаны в мире пути,
Так трудны и шумны города.

И, чтоб я отыскала Твой дом,
Как жемчужину в горста сестер,
Стал высоким моим маяком
Князь-Владимирский белый собор.

В сером доме, где, в шесть этажей,
Под лепною ромашкой бетон,
Я не знаю заветных дверей,
Не узнаю окна меж окон.

И ворота – двойной лепесток –
Раскрываются, тихо звеня…
Каждый тонкий, литой завиток
Мне дороже, чем юность моя.

Припадаю, в трамвае, к стеклу
Жаром сухо очерченных губ:
Ты живешь на чудесном углу,
Против дома, где жил Сологуб.

Город воздуха, город туманов,
Тонких шпилей, протяжных сирен, –
Никогда я бродить не устану
Вдоль гранитных приземистых стен.

Хороша, как походка красавиц
И как первая в жизни любовь,
Многих Нев многоводная завязь,
С синевою, как царская кровь.

Если дальше дышать не смогу я,
Как я знаю, что примете вы,
Полновесные, темные струи,
Венценосные воды Невы.

… И ты, между крыльев заката,
Как луч в петербургской листве,
Проходишь под аркой Сената
К широкой, спокойной Неве.

Мой город… он – голос и тело,
Сквозь зданий облупленный мел.
Он голубем сизым и белым
На финские топи слетел;

Он вырос из грубого хора
Московской, тугой суеты –
Мой голос, мой голубь, мой город,
Родной и высокий, как ты.

Чешуйчатые башни
На Охтенском мосту,
Где лед скользящей пашней
Развернут на версту.

Фонарь, ведро олифы –
Расплесканный уют…
В двух горенках – два скифа –
Привратники живут.

Они сметают мусор
В железные совки –
Окурки, шпильки, бусы
И драные кульки.

А в полдень – входят важно,
У ветра на счету,
В чешуйчатые башни
На Охтенском мосту.