Лидия Аверьянова - Vox Humana: Собрание стихотворений

В гранитном, северном цветке
Осколок мрачного преданья –
На зыбком, медленном песке
Безумьем созданное зданье.

Оно у кованых перил
Коробкой смятою застыло. –
Не правда ль, Павел, ты любил
Свою кирпичную могилу?

Как пешеходы вдоль реки,
Сквозь жизнь ты шел, из зала в зало…
И в черных рамах глубоки
Окон белесые провалы.

На киноварь стены крутой
Лег иней сединою мудрой:
Так падал некогда сухой
На запах крови запах пудры.

И, смутный раздвигая сон,
Под букв литою позолотой,
Стальные челюсти времен –
Еще смыкаются ворота…

Истошный окрик стих и слег.
И, меж деревьев, над водою,
Едва приметный огонек
Горит зеленою звездою.

И вдоль дорических колонн —
Их ровно десять вывел Бренна, –
Другие дни берут разгон:
И с каждым солнцем неизменно

(Курносый пасынок судьбы,
Сухим смешком своим залейся!)
- Горячий хлеб и новый быт
Несут с собой красноармейцы.

Вянет солнца нежная солома,
И, разрозненный, струится луг
Мимо львов Лобановского дома,
В золотой адмиралтейский круг…

Мне своих не переставить ларов:
Будет сниться чуть взгляну назад –
В рыхлый камень пеленал Захаров
Этот узкий, длительный фасад.

Только б так, по скату лет суровых,
Всё идти, но с молнией в руке –
И лепную прелесть дней петровых
Не доверить ломаной строке.

В ромашках свод, тенист и узок.
Я солнце видеть не могу,
Где зданье пористой медузой
Распластано на берегу.

Немецких плотников услада,
Над запыленным гравием крыш,
В зеленых водорослях сада
Ты рейнским золотом горишь.

Каких героев приближенье
Твою пронижет чешую?
В гранитной чаше отраженье
Качает ветер, как ладью.

И время полною струею
Реки отягощает ход…
Обличье ложного покоя
Глаза, шаги сюда влечет:

И вновь вернее всех объятий
Перебивая память, тут
Лепными щупальцами схватит
Меня адмиралтейский спрут.

Маргаритками цветет Империя.
Желтым полем нежно выгнут свод.
Зданье – лебедь с выпуклыми перьями –
Славы первенец – парит… плывет…

Шкуркой – лисьей или горностаевой –
О, распластанное на ветру,
О, двухцветное, – крошись, истаивай,
В солнце врезанное ввечеру.

Ты – стройнее гениальной памяти –
Временем чуть выветренный кров.
Пористый ковчег – нельзя, слова не те
Отпечаток предадут петров…

Или, ревностной медузой выскользнув,
Ты – Неве песчаная коса? –
Здесь эпоха повернула циркуль свой,
Век простер лепные паруса.

Что ж, из имени петрова вставшее,
Вдруг стихами легшее в персты,
Маргариткой отцветай, ромашкою:
Мне гадать еще поможешь ты.

С глухой конюшни крик истошный,
Французский говор в свисте пург –
Екатерининский, роскошный,
Тяжеловесный Петербург.

Но, в полукругах ломких линий,
В крутых извивах – путь огня! –
Она, смотри, цела доныне,
Прямая линия твоя.

Дубы Петра сухой и четкий
Пленил навеки твой чугун;
Высокий строй твоей решетки –
Как пение гранитных струн…

Какой судьбой – никто не скажет
И меньше всех, быть может, ты –
Но всходят стены Эрмитажа,
Геометрически просты.

Колокола и окна – немы,
Но церковь – нет, я не могу:
Она лепною теоремой,
Голубкой стынет на снегу…

И пусть Невы разбита дельта
На планах вдоль и поперек:
Краеугольным камнем Фельтен
В той стройке башенной залег.

Черным кружевом врезана в пепел
Серых дней и белесых ночей
Та решетка великолепье
Похорон или палачей.

И другая гранит свой покатый
Приструнила, нарядней стократ,
Где ущербным мрамором статуй
Населен поредевший сад…

Смят железной когортой столетья
Пышный век тот, раскатанный в лоск.
Воронихин, Фельтен и третий…
Тает камень, как тает воск.

И, за шкуру свою беспокоясь, –
О, защитный растреллиев цвет! –
Отдал Зимний свой царственный пояс
Парку лучших советских лет.

Так росли мы сквозь годы глухие,
Тень осины в квадратах тюрьмы:
Город – гордость любой России –
По решеткам запомним мы.

Утро. Ветер Воздух вольный.
Колесован снег и след.
Вырисовывает Смольный
Свой китайский силуэт.

Словно поднятые пальцы –
Боковые купола…
Время, выведшее, сжалься
Над ладонью из стекла.

Первой льдиной, легче дыма,
Рассыпается собор:
В горнах дней неуловимо
Тает выспренный фарфор.

Неужели, неужели
Мы навек осуждены,
Вместе с замыслом Растрелли,
У Китайской лечь стены?..

… Из-под палок Николая
Госпиталь кровавый встал,
И Кропоткин, убегая –
Азиатчины бежал.

Когда на выспренные стены
Прозрачная спадает тишь, –
Ты – снова ты, мой город тленный,
И раковиной ты шумишь.

Дрожат твои пустые створки –
Надломленный веками щит…
Пускай витийствующий Горький
О братстве вычурно кричит:

Мы не приветим, не приемлем,
Своими мы не ощутим
Ни их размеренные земли –
В веках мертворожденный Рим, –

Ни сон, который смутно снится
Слепцам на скифском берегу,
Где Русь – высокая волчица –
Легла. И стонет на снегу.

Лепным прибоем, пеной в просинь
На площадь вылетел дворец –
И дивной арки Карло России
Над нами тяжкий был венец.

Под ветром выстывало тело,
Нет, не по-прежнему, не так…
И мостик Певческой Капеллы
Двойной и гулкий принял шаг.

… А по ночам, лицом в подушку,
Мой друг, мне можно вспоминать:
Здесь Блок бродил, здесь умер Пушкин,
Здесь мы не встретимся опять.

Еще не выбелен весной
Наш вечер. Льды не тонут.
Здесь всё воспето было мной,
И только Петр – не тронут.