Всеволод Князев - Стихи. Посмертное издание

Моя милая мне сегодня рассказала чудную сказку
Про сладостную Будур, прелестную и лунную,—
Как ее принесли к принцу, и как он узнал первую ласку…
Моя милая мне сегодня рассказала сказку нуж­ную, струнную.
Будур оделась юношей, и на плечах ее заалела порфира,
И стала она королем любви, — и ее славят сказками…
А кто же тебя, прелестнейшую всех солнц и лун мира,
Кто же тебя сумеет воспеть с твоими глазками?!

Когда-то прежде я мог писать стихи в альбомы
И говорить в них о вуалях, говорить о стрелах,
И о том, что сердце изнывает от любовной истомы…
«Ах, если бы коснуться рук белых!..»

Но теперь я ничего не помню, ничего не знаю, –
Все слова и желания где-то бесконечно далеко…
Что же можно желать, когда я пришел к светлому раю,
Когда две пунцовые розы в стихах Блока!..

Пусть только час я буду в кресле этом, —
Ах, этот час мне слаще прошлых всех…
И осень близкая мне будет светлым летом,—
Таким же радостным, как лепет Ваш и смех.

Лишиться рук и ног, пускай!.. Что раны,
Пока еще не вырвали мне глаз?!
Вот я смотрю теперь — и вижу день румяный,
И розу милую и Вас…

Ах, не зови меня, любимец Аполлона,
Будить напрасной лиры звон.
Меня уж не пленит любовная Верона
И ранней розы небосклон.

И где, где мне найти созвучья и напевы,
Созвучные струнам твоим,
Чтобы, венок из роз плетя, хариты – девы
Сказали: «им двоим, двоим»…

Я знаю, сердцем мне ты говоришь: «мужайся,
Приливом сменится отлив»…
Нет, не зови меня… но пой и улыбайся
В венке из лавров и олив.

Вот в новом городе… Все ново…
Привез извозчик без резин
К гостинице, где Казанова
Когда-то жил и Карамзин,
И где кудесник Калиостро
Своих волшебств оставил след.
Идем по лестнице… Так остро
Очарованье давних лет.
Все кресла, зеркала, комоды
И рамы старые картин
Еще хранят восторги оды
И трели милых клавесин.
Свечей тяжелые шандалы
Стоят на шифоньере в ряд,
Как старой гвардии капралы, –
Хоть меркнут, но горят, горят…
А мне в зеленом доломане, –
Что делать мне? Лишь смерти ждать,
И на «Жильблаз де Сантилане» –
Романе, как сейчас гадать?
Гадать: дороги, скорбь, разлуки –
Что ждет меня в потоке дней?..
Но вот коснутся милой руки –
И ярче солнца свет свечей!

Вернулся из церкви… Три письма на столе лежат.
Ах, одно от нее, от нее, от моей чудесной!..
Целую его, целую… Все равно — рай в нем или ад!..
Ад?.. но разве может быть ад из рук ее — небесной…

Я открыл. Читаю… Сердце, биться перестань!
Разве ты не знаешь, что она меня разлюбила!..
О, не все ли равно!.. Злая, милая, рань,
Рань мое сердце, — оно все влюблено, как было…

Недаром зеркало сегодня разбилось,
Недаром в церкви панихиду служили,
Часы в комнате соседней не били,
И во сне все что-то в пропасть с горы валилось.

Все предсказания верны, все недаром.
И письмо… оно в желтом недаром конверте…
Что мне теперь! Буду ль клоуном, монахом, гусаром, —
Не все ли равно! Буду близиться к радостной смерти.

Выхожу из церкви… На бульваре сотни людей,
Офицеры, дамы, девицы с косами.
Мимо гусары проводят своих лошадей,
И гимназисты смотрят с папиросами.

Все толпятся, смеются, кричат.
Смешались котелки с цветами и бантами,
И каждый чему-то глупо рад,
И каждая довольна, что идет с франтами.

А я вернусь домой, зажгу на столе свечу,
Занавескою темной задерну оконце,
И весь вверен далекого неба лучу
Буду петь ее, мое голубое солнце!

Ах, какая лазурь,
как светло все сегодня!
Посмотрите на небо, —
света нету светлей…
Это—нежность Господня,
благодать Господня,—
Голубое все море,
голубой свет полей…

Но когда бы сейчас
(ведь и ты веришь в сказки?)
Ты пришла бы, склонилась
над оконцем моим, –
Я б смотрел в твои глазки,
смотрел в твои глазки,
И, взглянув бы на небо,—
посмеялся над ним!

Холодно… Вероятно, за окном мороз…
На крышах и на улице снег…
А в ее письме лепестки розовых роз!
Каких же еще мне весенних нег?

А скоро будет и лето, – лето совсем…
Я увижу ее глазки, услышу ее смех!
Она скажет: “у доброго К.. и в семь”…
И странны будут санки и на шубке мех…

Я хотел бы ей выразить бесконечную нежность,
Целовать, как никто никогда не целовал…
Всю влюбленность мою, всю мою мятежность
Передать одним ртом… И он будет, как пурпур, ал!
Станет, как пурпур, целуя ее руки и ноги, –
А я весь буду бледный, я буду умирать…
На нежных арфах будут играть розовые боги, –
Под тихие арфы и мертвым буду любовью пылать…

Слаще нету в мире рая – утонуть в лазури глаз.
Малой плечи обнимая, утонуть в лазури глаз…
Пусть проходят дни за днями, — встреча ближе, ближе… вот!
Сердце рвется, сладость зная утонуть в лазури глаз!
Я хочу быть неразлучно с лучезарною тобой
И, блаженства не кончая, утонуть в лазури глаз!
Снова скоро синим светом озарится новый рай…
Ах, смогу ль не умирая утонуть в лазури глаз?!.

И нет напевов, нет созвучий,
Созвучных горести моей…
С каких еще лететь мне кручей,
Среди каких тонуть морей!
Сияло солнце, солнце рая,
Два неба милых ее глаз…
И вот она — немая, злая,
И вот она в последний раз!
Любовь прошла — и стали ясны
И близки смертные черты…
Но вечно в верном сердце страстны
Все о тебе одной мечты!