Алексей Притуляк - Лирика

Крестясь несмело, встать под образами -

глаза в глаза; о времени забыть

и чувствовать, как неразрывна нить

протянутая жизнью между нами.

Не обмануть ни делом, ни словами.

И всех грехов уже не искупить.

Горьки губам разваренная сыть

и кровь Его вприпивку со слезами.

А уходя и оглянувшись вдруг,

"Храни тя Бог!" услышать и в волнении

почувствовать, как ранит раздвоением

колоколов в лазурь летящий звук.

Осмелиться и заступить за круг,

очерченный удушливым сомнением.

Бессмертие души, с благословением,

как боль принять из почернелых рук.

Во сне твоем, где кружат звезды-птицы

над скриплой каруселью мироздания,

улягусь я на покрывале ночи,

под голову нарвав прозрачной ваты

из облаков, стремящихся к рассвету.

Улягусь где-то на краю дороги,

отбросив посох, - пилигрим усталый, -

и буду слушать тихий шорох ветра

в цветах и травах, что в меня врастают.

В цветах и травах, где угаснут звезды,

упавшие с небес листвой осенней,

останусь вечно придорожным камнем.

Навек в тебе, навек в твоих объятьях;

и пусть застынет время мертвой глыбой...

Я снюсь тебе?.. Молю, не просыпайся!

Лазурное небо кокетливо смотрится в лужи.

Иду переваривать наскоро съеденный ужин.

Доволен собой, воробьями, девчонками в платьях,

Готовый обнять или сам замурлыкать в объятьях.

Очищен минувшей грозой и наивен, как в детстве,

Я против войны, наводнений и всяческих бедствий.

Я за: полусонный июнь, воробьев и девчонок,

За кошек, сирень, вкусный ужин и счастье с пеленок.

Позволив себе сигарету и легкость походки

(Как следствие рюмки за ужином выпитой водки),

Я просто иду. Я бесцелен, как ветер в пустыне.

Я прост и обычен, вовеки и присно и ныне.

В лазурное небо смотрю и не прячу наива,

А там, в вышине, где все ясно, светло и красиво,

На облаке белом, расплывшись в нетрезвой улыбке,

Мой ангел сидит и тихонько играет на скрипке.

Она была как завершенье

Пути, прочерченного в ночь.

Как чей-то крик, как преступление,

Как боль, которая невмочь.

Она была как расстояние,

Ужатое в один нейтрон,

Как тяжкий грех без покаяния,

Как замерший в стволе патрон.

Она не ведала сомнений

И не умела сожалеть;

Она бросала в ворох терний

Звезду, желавшую гореть.

Она была судья надежде,

Она была палач мечте,

Сводила многозначность "прежде"

К своей нелепой немоте.

В извечном страхе продолженья,

В боязни нежеланных тем

Она была - одно мгновенье,

Она была почти ничем.

Она была всего лишь точка

В конце прощального письма -

Там, где надломленная строчка,

Не выдержав, сошла с ума.

Ну что ты маешься, душа?

Ну что ты мечешься, родная,

И замираешь, чуть дыша,

Сама себя не понимая?

Ты в ожидании трамвая,

Ушедшего давным-давно,

Стоишь у линии, мечтая

О том, чему не суждено...

Как глупо... Впрочем, все равно.

Нам выпали смешные роли:

Мы - два шута в немом кино -

Без слов, без разума, без воли.

Давай по двести выпьем, что ли?

И потолкуем, не спеша,

О том, как неказиста доля,

О том, как осень хороша.

И пусть цена нам - два гроша,

Во всем есть смысл, я точно знаю.

Так что ж ты маешься, душа?

Так что ж ты мечешься, родная?

Видишь, как пусто в доме?

Это все ветер...

Не стоило так широко

открывать окна.

Слышишь, как тихо в доме?

Это все вечер...

Не следовало

задвигать шторы

и зажигать свечи.

Чуешь, как холодно в доме?

Это все осень,

рыжей приблудной собакой

свернувшаяся у огня...

Знаешь..?

А впрочем,

какая разница -

ведь все равно ты

больше не любишь меня...

На цыпочках, медленно-тихо,

Как осторожная мышь,

В душу прокралось Лихо,

И пофигу ему "Кыш!"

Презревши мою конституцию,

Устои мои поправ,

Устроило революцию,

Лишило меня прав

На самоопределение,

На однозначное "нет",

На утро без настроения,

На праздники без конфет.

Понижен порог критичности,

У мозжечка - антракт.

И раздвоение личности -

Почти свершившийся факт...

А в очередь за орхидеями

Такие же зомби как я,

В погоне за сверхидеями

Утратившие себя.

Толкаясь в вонючем автобусе,

Сжимая в зубах цветы,

Прокладываю на глобусе

Маршрут к твоему "Ты?!"

И, следуя на заклание,

Влача за собой грехи,

Твержу я, как заклинание,

Увы не мои стихи.

Я втюхан до неизбежности,

Я выпит тобой до дна,

Я в полумраке нежности

Распался на времена.

Куда-то ушло прошлое,

В руинах плюсквамперфект,

И только причастие пошлое

Еще натворит бед...

Встаю я на путь аггела,

И, видя какой я лох,

В кулак чертыхаются ангелы,

И улыбается Бог.

На цыпочках, медленно-тихо,

Как осторожная мышь,

В душу прокралось Лихо...

А ты не слышишь. Ты спишь.

Женская моя рифма,

Нежная до истомы,

Все твои биоритмы,

Кажется, мне знакомы.

Все твои перепады

Мысли и настроения,

Каждый оттенок взгляда,

Каждая тень движения.

Всюду идя за мною,

Часто — напрополую,

Грела своей душою

Рифму мою мужскую.

В строфы слагались годы.

В "грезы" вплетались "грозы"...

Всё не случались оды -

Чаще писалась проза...

Вот ты пригрелась рядом.

Спит на ресницах вечер.

Прошлое — снегопадом

В поле уносит ветер.

Дай, поцелую, что ли,

Эти глаза родные.

Жизни моей ты доля,

Чувства мои живые.

И не найдя управы

На трепыханья сердца:

- Господи Боже правый,

Чем заслужил я это?

И в перебое ритма,

Тревожа дыханием веки:

- Ты моя женская рифма.

Единственная. Навеки.

Вечер играет

на струнах дождя

что-то из прошлого.

Слушаем,

и не слышим,

и не включаем свет,

потому что не хочется,

потому что страшно

увидеть глаза напротив,

в которых

вечер играет

на струнах будущего

что-то надрывное -

что-то очень похожее

на одиночество.

Едва доживая до нового вечера,

Привычно сметая с пути препоны,

Они становились частицей вечного,

В единое соединив телефоны...

За недосказанностью многоточия

Скрывая свои наболевшие раны,

Она кокетливо намекала на "прочее",

На кофе в саду, на скамью и тюльпаны.

Он отвечал несерьезными смайлами,

Просил телефон, говорил о встрече,

И правда забыв, что с его данными

Об этом просто не может быть речи.

И, ежедневно встречаясь за столиком,

Здороваясь тихо, не зная друг друга,