Джакомо Леопарди - Избранные произведения

Чем больше становился мне не мил
Мир дивный, и лужаек разнотравье,
И тишь зари, и пение светил.

Любовью к красоте от жгучей к славе
Любви я был избавлен: места той
Уж не нашлось в душе, ее державе.

На милые занятья взгляд пустой
Бросал я, их напрасными считая,
Их, делавших все прочее тщетой.

Конца изменам не было и края:
Любовь одна другую быстро столь
Смела! Ах, жизнь и впрямь тщета пустая!

Лишь с сердцем, чей был склеп исхожен вдоль
И поперек, предаться разговорам
Любил я, лишь его лелеял боль.

В себя и в пол я упирался взором,
Чтоб к девам — будь красива, будь дурна
Лицом — не обращаться ни к которым,

Да лика без изъяна, без пятна
Не замутят в душе моей, как глади
Вод — ветерком гонимая волна.

И эта грусть по отнятой усладе,
Грусть, что на нас наваливает груз,
Былую радость растворяя в яде,

Грусть по ушедшим дням мне жестче уз
Сжимала грудь: не думал я о сраме,
Не ранил сердца злой его укус.

Я, небо и святые, чист пред вами:
Мне был неведом темный интерес —
Жгло душу целомудренное пламя.

Та страсть жива, тот пламень не исчез,
И образу меж дум моих привольно
Тому, что дал мне радости небес

Вкусить. Мне одного его довольно.

С верхушки башни древней [35]
На всю округу одинокий дрозд
Поет, покуда не угаснет день,
И по лугам гармония блуждает.
Вокруг весна блистает,
Ликует средь полей,
И сердце млеет, глядя на нее.
Рев стад я слышу, блеянье отар;
Наперегонки радостные птицы
Кружатся и мелькают в вольном небе,
Встречая время лучшее свое:
Задумчивый, со стороны глядишь ты,
Ни к ним пристать, ни взмыть желанья нет
Веселья ты не любишь,
Забав бежишь; лишь свищешь — так ты губишь
И жизни всей, и года лучший цвет.

О, до чего моя
С твоей повадка схожа! Смех, утехи —
Дней молодых блаженная семья —
И ты, любовь, подруга юных лет
И горечь вздохов старости преклонной,
Не знаю почему, мне дела нет
До вас; я прочь стремлюсь чуть не бегом
Изгоем, чужаком
В местах моих родных
Весенние дни жизни провожаю,
Обычай существует в нашем крае
День этот шумно праздновать под вечер.
Ты слышишь колокольный звон знакомый
И громкую ружейную пальбу,
Плывущие вдали от дома к дому.
Веселой, разодетой
Вдруг молодежи смех
Доносится: на улицу выходят
Всех посмотреть и показать себя.
А я на край деревни
Бегу и в поле выхожу один.
От игр и от утех
Подальше; между тем
Сквозь ясный воздух на закате дня
Безоблачного солнце на меня
Бросает взгляд прощальный
И говорит, что юность меркнет в нас,
Как блеск его за той горою дальной.
Когда достигнешь ты заката жизни.

Которую тебе отпустят звезды,
Ты, пташка одинокая, конечно,
Страдать не будешь, ибо
Желанья ваши все — природы плод.
А я, коль миг придет
Стать на порог мне старости проклятой,
И больше не сумею
Другой душе сказать я что-то взглядом,
И опустеет мир, и день грядущий
Прошедшего окажется мрачнее,
Что буду думать о моих желаньях?
Об этом дне и о себе самом?
О, как же я потом
Раскаюсь, вспять влеком судьбой своею!

Всегда был мил мне этот холм пустынный
И изгородь, отнявшая у взгляда
Большую часть по краю горизонта.
Но, сидя здесь и глядя вдаль, пространства
Бескрайние за ними, и молчанье
Неведомое, и покой глубокий
Я представляю в мыслях; оттого
Почти в испуге сердце. И когда
Услышу ветерка в деревьях шелест,
Я с этим шумом сравниваю то
Молчанье бесконечное: и вечность,
И умершие года времена,
И нынешнее, звучное, живое,
Приходят мне на ум. И среди этой
Безмерности все мысли исчезают,
И сладостно тонуть мне в этом море.

Безветренная, сладостная ночь,
Среди садов, над кровлями, безмолвно
Лежит луна, из мрака вырывая
Вершины ближних гор. Ты спишь, подруга
И все тропинки спят, и на балконах
Лишь изредка блеснет ночной светильник
Ты спишь, тебя объял отрадный сон
В притихшем доме; не томит тебя
Невольная тревога; знать не знаешь.
Какую ты мне рану нанесла.
Ты спишь; а я, чтоб этим небесам,
На вид столь благосклонным, и могучей
Природе древней, мне одну лишь муку
Пославшей, — чтобы им привет послать,
Гляжу в окно. «Отказываю даже
Тебе в надежде я, — она сказала,—
Пусть лишь от слез блестят твои глаза»
День праздничный прошел, и от забав
Теперь ты отдыхаешь, вспоминая
Во сне о том, быть может, скольких ты
Пленила нынче, сколькими пленилась:
Не я — хоть я на то и не надеюсь —
Тебе являюсь в мыслях. Между тем
Я вопрошаю, сколько жить осталось,
И на землю бросаюсь с криком, с дрожью.
О, как ужасны дни среди цветенья.

Я помню, благодатная луна,
Уж год назад на этот самый холм
Я приходил, чтобы тебя увидеть,
Висела ты тогда над этим лесом,
Как и теперь, деревья освещая.
Но зыбким и туманным из-за слез,
Мои ресницы щедро оросивших,
В моих очах плыл лик твой: жизнь моя
Была и остается полной мук.
И все ж, луна возлюбленная, мне
Отрадно вспоминать — и даже скорби
Сам возраст вычислять. О, как приятно
В дни юности, когда еще так длинен
Надежды путь, а памяти так краток,
Минувшее припомнить, пусть оно
Печально, пусть еще страданье длится.

Настало утро. Из прикрытых ставен
Сквозь сумрак темной спальни пробирались
С балкона солнца первые лучи;
В тот час, когда особенно легко
И сладостно смежает веки сон,
Приблизилась и мне в лицо взглянула
Тень той, которая любовь впервые
Внушила мне, в слезах оставив после.
Казалась мне не мертвой, но печальной.
Как все несчастные; и, на чело
Мне руку положив, она спросила:
«Ты жив? Скажи, хоть тень воспоминанья
О нас хранишь?» — «Откуда, — я ответил,—
Ты появилась, милая? О, сколько
Я по тебе грустил; и я не верил,
Что можешь ты об этом догадаться,
И безутешна скорбь моя была.
Ужель ты здесь, чтоб вновь меня покинуть?
Мне страшно это! Что с тобою сталось?
Такая ль ты, как прежде? Иль твоя
Душа страдает?» — «Омрачен забвеньем
Твой ум, его окутывает сон,—
Она сказала, — Я мертва, ты видел
Меня в последний раз давно». Сдавила
Боль страшная мне сердце, как услышал
Я эту речь. Она же продолжала:
«Угасла я во цвете лет, когда
Особенно желанна жизнь и сердце
Еще не знает, сколь надежды тщетны.
И слишком мало удрученный смертный
Прошел, чтобы стремиться к той, чья власть
Освободит его от всякой муки;
И безутешной смерть приходит к юным;
И участь тяжела надежды той,
Что гаснет под землею. Тщетно знать
То, что таит природа от людей,
Не искушенных в жизни, и гораздо
Сильнее, чем их несозревший разум,
Слепая боль», — «О милая, — сказал я,—
Несчастная, молчи, терзает сердце
Мне эта речь. Ты, значит, умерла,
Моя любовь, а я, я жив, и было
Предсказано судьбой, что смертный пот
Прекрасное чело твое омоет,
А у меня нетронутой пребудет
Вот эта оболочка? Сколько раз
Я думал, что тебя нет больше в мире
И что тебя не встречу никогда,
Но был не в силах этому поверить.
Что смертью именуется? Сегодня
На опыте узнать бы мог я это
И беззащитное чело избавить
От беспощадной ненависти рока.
Я молод, но, как старость, увядает
И гибнет эта юность. Жизни цвет
Похож на старость, что страшит меня
И все же далека еще. В слезах,—
Сказал я, — родились мы оба, счастье
Не улыбнулось нам, и небеса
Страданьем нашим насладились жадно;
Но коль слезой ресницы увлажнялись,
И бледность покрывала мне лицо
Из-за ухода твоего, и муку
Терплю досель, скажи мне, ты любви
Иль жалости к влюбленному несчастно
Хоть каплю выпила, когда жила?
Тогда влачил печально дни и ночи,
Да и сейчас в сомнениях напрасных
Рассудок гибнет. Если раз хотя бы
Боль за меня тебе сдавила сердце,
Не утаи того, молю тебя,
Мне будет легче примириться с мыслью,
Что будущее отнято у нас».
Она в ответ: «Несчастный, ободрись,
Скупой на жалость не была тогда я,
Да и теперь ее не прячу — я
Сама была несчастна. Не рыдай
Над этой бедной девушкой отныне».
«Во имя всех несчастий и любви,
Терзающей меня, — воскликнул я,—
Во имя нашей юности и тщетных
Надежд позволь, о милая моя,
Твоей руки коснуться». И она
Печально, нежно протянула руку.
Я целовал ее и от блаженства
Томительного трепетал, к груди
Я, задыхаясь, прижимал ее.
Лицо мое покрылось потом, голос
Пресекся, день померк в моих глазах.
Тогда она, так ласково взглянув
В лицо мое, сказала мне: «О милый,
Ты забываешь, что красы своей
Лишилась я: и ты горишь любовью
Напрасно, друг несчастный, и трепещешь.
Теперь прощай! Отныне в разлученье
Пребудут наши души и тела,
Несчастные навеки. Для меня
Ты не живешь и больше жить не будешь;
Рок разорвал твои былые клятвы».
Тогда, от муки застонав, в слезах
Рыданий безутешных, ото сна
Освободился я. Но все в очах
Она стояла, и в луче неверном
Казалось мне, что видел я ее.