Всеволод Емелин - Götterdämmerung: cтихи и баллады

От денег толку будет мало,
Но я даю тебе совет,
А также книгу для начала:
“Как мне освоить Интернет”.

Тут господин взглянул на “Ролекс”
И заспешил своим путем,
Чтобы успеть с обеда в офис,
Поправив папку под локтем.

Бродяга подоткнул пальтишко,
Припрятал собранную медь,
Открыл подаренную книжку
И стал “Введение” смотреть.

Так разошлись на перекрестке.
А кто был прав? Поди пойми.
Такие хитрые загвоздки
Жизнь часто ставит пред людьми.

Есть в Нью-Йорке 2 офисных центра,
Что стоят на обрыве крутом
Высотой по 400 метров,
Из них видно далеко кругом.

Но ужасное дело случилось —
В каждый билдинг влетел самолет.
Они вспыхнули, как две лучины.
Шел 2001 год.

Заливало счета керосином,
Как спагетти, сгибался металл.
Программист из далекой России
У компьютера пост не бросал.

Приближалось багровое пламя,
Персонал, обезумев, ревел.
Он в Малаховку старенькой маме
Посылал этот текст на е-mаil.

Не убит я в сражении пулей,
Не тону я средь бурных морей,
Как пчела в загоревшемся улье,
Жду я смерти в ячейке своей.

Я имел здесь хорошие виды,
Я РR и маркетинг учил.
Отчего ж злой пилот Аль-Каиды
Нас с тобой навсегда разлучил?

Я умел зарабатывать баксы,
Я бы мог даже выйти в мидлл-класс.
Из-за спорной мечети Аль-Акса
Замочили в сортире всех нас.

Через месяц мне б дали грин-карту,
Сразу в гору пошли бы дела.
Сколько сил, сколько нервов насмарку,
Ах, зачем ты меня родила?

Не побрившись, не сосредоточась,
Даже рук вымыть некогда мне,
Ухожу я в неведомый офис,
Где не спросит никто резюме.

Так прощай навсегда, моя прелесть,
Никогда уж не встретиться нам.
Вот уж ноги мои загорелись,
Подбирается пламя к рукам.

Вспоминай своего ты сыночка,
Дорогая, любимая мать…
Не успел тут поставить он точку,
Начал вдруг небоскреб проседать.

Словно лифт, опустившийся в шахту,
Как в бездонный колодец ведро,
Небоскреб вдруг сложился и ахнул,
Сверху сделалась зона зеро.

Тучи пыли вставали в эфире,
Репортеры срывались на крик.
А народ ликовал во всем мире,
Что Америке вышел кирдык!

Рейсом “Пан Америками”
Взмах рукою из окна
Там за морем-океаном
Есть блаженная страна.

Словно два хрустальных гроба,
Вертикально на попа
Там стоят два небоскреба,
А вокруг шумит толпа.

Как в водоворот сортира,
Как на лампочку из тьмы,
Со всего большого мира
К ним стекаются умы.

Там достойная работа,
Там возможности расти,
Продавай “Дженерал Моторс”,
Покупайте “Ай-Ти-Ти”.

И стоять бы башням вечно,
Да подумали враги:
Не Аллаху это свечки,
А шайтану кочерги.

Рейсом “Пан Американа”
Курсом прямо на закат
Два отважных мусульмана
Отправлялись на джихад.

Прозевала их охрана,
Как орлы, поднявшись ввысь,
Вдруг достали ятаганы
И к пилотам ворвались.

И два “Боинга” воткнули,
Отомстив неверным псам,
Как серебряные пули,
Прямо в сердце близнецам.

Все дымило, все кровило,
Как в компьютерной игре.
Это было, было, было,
Это было в сентябре.

Кверху задранные лица,
Весь Манхэттен запыля,
Две огромных единицы
Превратились в два нуля.

Звон стекла, и скрежет стали,
Вой сирен, пожарных крик…
Мусульмане ликовали,
Что Америке кирдык.

Горы гнутого железа,
Джорджа Буша злой прищур.
Я-то вроде не обрезан,
Отчего ж я не грущу?

У меня друзья евреи,
Мне известен вкус мацы.
Почему ж я не жалею
Эти башни-мертвецы?

Может, лучше бы стояли,
Свет во тьме, где нет ни зги,
И, как в трубы, в них стекали
Наши лучшие мозги.

Там теперь круги развалин,
Вздохи ветра, тишь да гладь.
А нам с этими мозгами
Значит, дальше куковать.

Ах, белые березы
Срубили не за грош,
Пошел мой нетверезый,
Да под чеченский нож.

Прощался с ним по-старому
Весь бывший наш колхоз
С гармошкой да с гитарою,
Да с песнею до слез.

Прощай ты, моя лапонька,
Смотри не ссучься тут,
Чечены за контрактника
И выкуп не берут.

За государства целостность,
За нефтяной запас
Спит с горлом перерезанным
Несчастный контрабас.

Стоит угрюмым вызовом
Несдавшийся Кавказ,
Маячит в телевизоре
Ведущий-пидорас.

Но спит контрактник кротко,
Не видит этих рож.
Теперь с дырявой глоткой
Уж водки не попьешь.

Не держит горло воздух,
А он в горах хорош…
Ах, белые березы
Срубили не за грош.

Ах, для чего два раза Вы родились
По разным стилям, Господи Иисус?
За две недели до того допились,
Что сперма стала горькою на вкус.

А тут еще ударили морозы
Под 25, да с ветром пополам,
И сколько брата нашего замерзло
По лавочкам, обочинам, дворам.

Холодные и твердые, как камень,
Под пение рождественских коляд
Они в обнимку не с особняками,
А с гаражами рядышком стоят.

И из какой-то подзаборной щели
В подсвеченной, “Бабаевской” Москве
Зачем Петру работы Церетели
Я пальцем погрозил: “Ужо тебе!”

С тех пор, куда бы я, Емелин бедный
Своих бы лыж в ночи не навострил,
За мной повсюду навигатор медный
Под парусом с тяжелым плеском плыл.

Словно певец печальный над столицей,
Плыл командор, Колумб Замоскворечья.
Пожатье тяжело его десницы,
Не избежать серьезного увечья.

И в маленькой загадочной квартире,
Где не сумел достать нас император,
Все праздники мы прятались и пили,
Метелью окруженные, как ватой.

И ангелы нам пели в вышних хором,
Приоткрывая тайну бытия,
И хором с ними пел Филипп Киркоров,
Хрипели почерневшие друзья.

Сводило ноги, пол-лица немело,
В ушах стоял противный гулкий звон,
И нервы, словно черви, грызли тело,
Закопанное в жирный чернозем.

Мне друг пытался влить в рот граммов
двести,
Хлестал по морде, спрашивал: “Живой?”
Но мнилось мне — то выговор еврейский —
Явился нас поздравить Боровой.