Рауль Сурита - Стихи

IV. И тогда, поднявшиеся, словно их сдвинула единая мысль,
с тех же самых ледников,
с тех же самых скал,
с тех же самых обрывов,
начали свое шествие без правил
потрясшие сами себя
чилийские кордильеры…

I. Кордильеры тирана белыми быть не могут

II. Потому что снегу не дотянуться, чтобы покрыть
эти закатные горы,
стоящие против андских кордильер на страже,
словно черный барьер, ожидающий,
когда эти Анды взорвутся к черту,—
кордильеры тирана рядами стоят,
прижимаясь плечом к плечу

III. Ибо они против Анд собрались,
будто войска заката

IV. Поэтому снег и не покрывает их,
кордильеры тирана.
Их вершины настолько черны,
что похожи на ночь гор
Опоясавшись черным перед снегами Чили,
ледниками, словно шипами, пронзив ночь,
они, кордильеры тирана,—
как будто кровавый венец,
насильно возложенный кем-то на Анды

V. Поэтому снег, увенчавший вершины Анд, стал снегом из крови
горизонт опоясавшим кровью

VI. И только смерть оказалась венцом,

VII. И тогда все увидели кордильеры тирана,
уже коронованные,
огромные, словно черное окаменевшее знамя,
в которое нас завернули, как будто в закат

Зажимая пальцами раны,
я двадцать четыре раза увидел твой лик, святая Тереса,
на двадцати четырех вершинах Анд,
благослови меня, женщина, — мне удалось сказать,—
ибо во мне открываются белые скважины неба

I. Так смотрите: эти полые андские кордильеры — скважины горизонта
II. Далеко, за алыми небесами пастбища, еще дальше, гораздо
дальше, за чудовищными снегами
III. Там, где замирают горы и белый горизонт становится еще белее,
там, где замирает ветер с ледника. О, до чего же
белые эти скважины неба!
IV. Подталкивая нас к этим белым лугам, где все пейзажи в одно
слепились: «Этот калейдоскоп и есть Чили — говорили, смеясь,
те, кто не видел скважин неба — эти андские кордильеры,
высосавшие сами себя…» — и тыкали пальцами в ниши,
открывающиеся до горизонта…

Глаза продирая от снега,
увидел я Микеланджело,
рискованно что-то рисующего
на соборных лесах
им расписываемых Анд.
«Забудь все это… — сказал я ему,—
все эти горы приговорены».
«Не мешай, — он ответил,—
я напишу и твое лицо
на перевернутых вершинах неба — ущельях»

I. «Горизонт в трауре!» — кричали перевернутые вершины, пробивая
небеса

II. «Мы не вершины, а мы трясины!» — отвечали андские
кордильеры со своих самых холодных снегов. Заморожены
вершины неба, заморожены перевернутые горы

III. «Заморожены тела умерших на заре», — кричат обледеневшие
вершины неба, врезаясь в Анды

«Заморожены снега, заморожено небо на заре», — отвечают горы,
умирая в засасывающих трясинах

I. Так посмотрите же на вершины Анд!

II. С их ветром и снегом, они как никто величавы, разрывая
небо о свои заснеженные вершины

Касаясь белых горизонтов и равнин, так что сном кажутся эти
Анды, раскинувшиеся над Сантьяго, высоченные и больные, купая
в смерти необъятные латиноамериканские небеса

III. Поэтому так сладка смерть на снегу

IV. Ибо, к сожалению, ледник — и есть вся эта жизнь
между холодными горизонтами гор

V. Поэтому они и вздымаются, такие латиноамериканские, перед
небом и дремлют, величественные от снегов

И они вздымаются выше холода и тишины, упирая взор в неоглядную
белизну Анд, по другую сторону снегов, в которых купаются
мертвые, гораздо дальше того места, где видим себя сами
падающими точно так, как ледник на равнины

VI. Когда восстают снега и хребты — это всего лишь сон кордильер

VII. В котором жизнь отбеливается в смерти, когда уцелеет
лишь сон потерянных горизонтов и нетающих ледников

VIII. Когда, бредя словно смерть по сугробам, все андские
кордильеры вытянут в небе величественно все потерянные
ледники

И только тогда я спрятал свое лицо,
и себя закрыл целиком: теперь я был снегом.

Как будто во сне, когда все погибло,
Сурита шепнул мне, что буря уляжется вскоре,
ибо он видел на дне этой ночи звезду. И внезапно
скрюченному в беспомощной лодке
мне примерещилось, будто бы свет
снова глаза мои наполняет.
Этого было достаточно. И появилось виденье:

То не были судьбы чилийцев,
рыдающих, удаляясь.
Это взморья начали превращаться
в пробоины их глазниц.
Это не были взморья, что перед ними открылись,—
это небо у них в глазах рассветало,
как будто не в них, а во всей исстрадавшейся Чили
закричали разверстые раны,
омытые морем…

I. Обливаясь слезами, он сбросил одежду в воду

II. Если бы вы его видели голым — скорченного,
дрожащего, сжавшегося в комок,
гнойные струпья свои прикрывающего руками

III. Он показался бы вам только духом, бесплотным духом
когда сам себя он пытался обнять,
мертвенно-бледный,
пока постепенно цвет неба, как будто бы дым,
не ушел из его умирающих глаз…
Это не взморья сейчас открылись,
но все раны, излившиеся на взморья,
исходящие белой болью.
Это было как будто бы благословенье,
в умирающих чьих-то зрачках

IV. Потому что и то, чего не было никогда,
рассветало над взморьями этими

V. Это было как будто рассвет наших собственных ран,
открывшихся на побережье

VI. Это было сиянье всех взморий, которые так недавно
нас поздравляли с промытым зрением глаз и души

Многие могут назвать такую страну Утопией,
потому что ее обитатели живут тем, что делятся всем —
мыслями, рыбой, хлебом.
Они обитают в хижинах на берегу,
и чаще, чем с так называемыми живыми,
общаются со святыми и духами,
которые служат у них сторожами,
чтобы утишить все ураганы.
Все здесь молчат, но в те дни, когда
буря грохочет, молчанье на лицах
громче, чем гул разъяренного моря,
и вслух молиться не надо,
ибо вселенная вся — их собор

I. Пустынные взморья Чили вздымались, как будто виденья,
которые нам промывают зрачки