Гафур Гулям - Стихотворения и поэмы

Как по весне над садами
наши гремят соловьи!
Прыгают — с камня на камень —
звонкие наши ручьи.

Если упорно трудиться,
вставши в предутренней мгле,
что ни посеешь — родится
на благодатной земле.

Скажешь: «Эдем расцветает —
плата за наши труды…»
Что же душа вспоминает
прошлое, бурю беды?

В берег бьет пунцовой гривой
сырдарьинская вода.
«Если девушка красива,
помни: ждет ее беда».

Так вот жертвой хищных
стала красота земли моей.
Рать за ратью наступала
всё жаднее и лютей.

Что цвело, что было юно,
всё растоптано, в крови,
от Сейхуна до Джейхуна
и долин Кашкадарьи.

Древний пращур насмерть бьется,
изнемог от тяжких ран.
И струей багряной льется
непокорный Зеравшан.

Что ты видишь в темных безднах
давних, смолкнувших веков?
Кости, ржу мечей железных,
гниль, обломки черепов.

Там, где серые барханы
сонно льются по степям,
шли захватчики хаканы,
море бедствий гнали к нам.

То не кровь ли отражалась
на вечерних облаках?
Ночь глухая не кончалась
в прошлых, проклятых веках.

Средь пустынь лежат руины
наших древних городов,
Глыбы пыльных плит старинных —
как надгробия веков…

Слышишь: там, из-за туманов
Туркестанского хребта,
низкий грохот барабанов,—
то Чингисова орда.

И над прахом страшных боен,
златом череп оковав,
Темучин — свирепый воин —
пил, вино и кровь смешав.

Все нас грабить были рады —
гунны, Чин, Юнан, Иран.
Шел на нас, не знал пощады,
Зулькарнайн,
от крови пьян.

Как дракон, объемля дали,
он дошел до Сырдарьи,
но отпор жестокий дали
и ему отцы твои.

Лишь развалины остались…
За грозой неся грозу,
здесь Иран, Туран сражались,
Афрасьяб, Рустам, Барзу.

И царю Бахраму Гуру
не промолвим мы похвал,
если с предков наших шкуру
он последнюю содрал.

Оттого и мятежами
повесть прошлого полна…
Помнит время:
встал над нами
вождь отважный — Муканна.

И в Багдаде сам наместник
пред восставшими дрожал,
ради воли, ради мести
цепь народ мой разорвал.

Муканна погиб,
пропало
всё, что мы спасли тогда.
И во мгле ночной
вставала
вражья злобная звезда.

Словно море, необъятна
бездна темная судьбы!
На сто лет вернись обратно
к страшным годам
Кутейбы.

Тот — залитый кровью витязь —
молвил, меч подняв кривой
«Покоритесь! Изогнитесь,
словно месяц молодой!

Поклонитесь Мухаммаду!
И за то святой Эдем
вам откроется в награду,
а иначе — гибель всем!»…

Кутейба
хоть по-тюркски и звался
«Верблюжьим седлом»,
но свободный народ
непривычен ходить
под ярмом.

Враг разрушил Байкенд,
Самарканд, Бухару, Фергану.
Кровью залил, разграбил
прекрасную нашу страну.

Он за каждую голову
по сто дирхемов платил,
чтоб сердца устрашить,
из голов пирамиды сложил.

И в тенистых садовых аллеях
он, вместо плодов,
на могучих деревьях повесил
детей, стариков.

Чтобы золото прятать —
добычу кровавой руки —
шить велел он —
из человеческой кожи мешки.

Гибла древняя наша культура…
Рушилось всё.
Гибли сотни Сина
и тысячи Зебинисо.

И опять снаряжали враги
за походом поход.
И не выдержал натиска
вольнолюбивый народ.

Погибали защитники…
Таял оплот наших сил.
Говорят, Кутейбу приближенный
однажды спросил:

«Что ты скажешь,
когда твой черед подойдет умирать?»
— «Я три слова скажу:
„Убивать! Убивать! Убивать!“»

Кровь и ужас принес этот зверь
нашим мирным полям.
…Так вот волей-неволею
приняли предки ислам.

Только скоро с посулов его
позолота сошла
и на души железная, тяжкая цепь
налегла.

Нам веками внушали
смиренье, покорность и страх.
Но великой надежды зерно
не погибло в сердцах…

Ильич, наш учитель! Как много он
смог свершить изменений на свете!
Ученье его, словно молний клинок,
прорезало сумрак столетий.

Он рай на земле нам построить хотел,
отбрасывал всё, что прогнило,
и в каждом из наших сегодняшних дел,
его животворная сила!

Но землю от грязи еще до конца
очистить страна не успела.
Грязь прошлого многим забилась в сердца,
у многих — нечистое тело.

В такие сердца, как рентгеновский луч,
врезается зренье поэта,
и столько вскрывается мусорных куч
в лучах беспощадного света!

Телесную грязь же мы сводим на нет
водою, и мылом, и паром.
Но здесь уже прочь отступает поэт
и место дает мыловарам.

Меж нами и вами протянута нить,
мы Родиной призваны были,
чтоб душу и тело людское отмыть
от мусора, грязи и гнили.

От грязи вы чистите тело всегда,
я — душу от пакостей старых.
Вот в этом и есть разделенье труда
поэтов и мыловаров.

Чтоб Родина благоухала, как сад,
пускай ветерок легкокрылый
несет кишлаками стихов аромат
и запах душистого мыла!

Еще в твоей памяти горечь былого жива:
четыре сиротки и мать, молодая вдова,
всё время в труде, но на корку хватало едва.
Тебя вековая томила нужда, Мавджуда.

Вращался весь мир наподобие веретена:
голодные дни и унылые ночи без сна.
Судьба, точно пряжа, была и скудна и темна…
Как нити, мечты обрывались всегда, Мавджуда.

Челнок по основе летел, и худая рука
соседа была, как челнок, и суха и легка.
Бывало, следишь за работой ткача-старика —
и медленно тянется дней череда, Мавджуда.

Укутана в бархат богатого казия дочь.
За жалкую плату служить ей должна день и ночь
вдова, чтоб детей прокормить и нужду превозмочь.
Богатых и бедных извечна вражда, Мавджуда.

Всё это — печальная повесть минувших времен.
Теперь кипарисом свободы твой путь осенен.
Заботою партии, шелком октябрьских знамен
повиты твои молодые года, Мавджуда.

Навеки здоровья лишились и сна богачи.
Светило с небес на свободных бросает лучи.
В безводной пустыне забили живые ключи.
Зажглась над тобою свободы звезда, Мавджуда.