Андрей Алякин - Насквозь

Время — вечность. Вращается круг,
Холодок, пробежав по спине,
Дал понять непонятное. Вдруг
Стало как-то грустнее вдвойне.

На мой вопрос всегда найдут ответ,
Срифмуются все строчки на листе,
За гранью пониманья — только свет,
И я совсем не верю темноте.

Прозвените ключами,
Отслужите свечами
И сверкните очами,
Если гром нипочем.

С неудачами слажу,
Сброшу наземь поклажу
И, стерев с лица сажу,
Выбью окна плечом.

Город спит и не слышит,
Как душа во мне дышит,
Тихий ангел на крыше
Вновь диктует слова.

Я их в строчки пакую
И ничем не рискую,
Жизнь без смерти такую
Вы поймете едва.

Конь е2 — е4,
Как Пегас служит Лире,
Поле шире и шире,
Только Бог шахматист.

Время светит свечами,
Прозвените ключами
Иль сверкните очами
Там, где ждет чистый лист.

И у меня появилось немало седин,
Любит бессонница мысли подбрасывать в ночь,
Все свои строки переживаю один,
Некому мне в неудачах и бедах помочь.

Время пройдет, может быть, всё изменится вдруг,
А не изменится, значит, так нужно, и пусть
Мысли бессонницы стрелки выводят на круг,
Пусть до утра остаются не беды, а грусть.

Я свои беды осилить сумею один.

Мы то вместе, то врозь,
Память сердце хранит,
Лучший выход — насквозь,
Прямо через гранит.

Жизнь и смерть — как вино,
Как святая вода.
Всё, что небом дано,
Нам дано навсегда.

С чего начинается Родина?
С бутылки пивка на заре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.

А может, она начинается
С желания водки принять.
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять.

С чего начинается Родина?
С «бычка» у соседских ворот.
С травы конопляной, что во поле,
Под ветром склоняясь, растет.

А может, она начинается
Со свернутой «сотки» отца?
С «дорожки» отнюдь не проселочной,
Которой не видно конца.

А может, она начинается
С приема ненаших «колес»?
С похмелья, которое с юности
До старости в сердце пронес.

С чего начинается Родина?

А вы поживите с этим,
А вы расскажите людям,
Зачем для одних мы светим,
Других — почему мы судим.

Любовь не всегда подарок,
Стрельба не всегда напрасна,
Рассвет был вчера так ярок,
Что нынче стал темно-красным.

Уносят трофеи битвы,
Над полем нависли тучи,
Одним все слова — молитвы,
Другим всё — призыв стать круче.

Без трех лет семьдесят без ужасов войны,
И я скажу сегодня без стесненья:
«Не много праздников, но этот день весны
Особо почитаем, нет сомненья».

Спасибо всем, кто выжил, кто живой
И тем, кто не пришел домой когда-то,
За небо без крестов над головой,
За путь свободы и за всё, что свято.

Мы помним всех, мы ими спасены,
Мы не хотим повтора потрясений,
Без трех лет семьдесят без ужасов войны,
Сияет солнцем всюду день весенний.

Эта ночь, что последнею ляжет меж нами,
Не похожа на первую, с силой цунами,
Потому что ничто в этой жизни не вечно
(Не поэтому ль жизнь в этом мире конечна?).

Я не сплю, а ты спишь там, за стенами где-то,
Ночь бывает последней у музы с поэтом,
Когда быт уменьшает былые масштабы,
Когда муза — не муза, а склочная баба.

И вопросы к себе, как и прежде, открыты,
Я в последнюю ночь отправляюсь забытым,
Но с надеждой найти вновь объект для цунами,
Чтобы ночь была круче, чем та, между нами.

Потому что ничто в этой жизни не вечно.
(Да и так ли уж жизнь, в самом деле, конечна?)

Всю дорогу дожди и дожди,
Чуть утих, тут же заморосил,
Для тебя я — как крест на груди,
Да такой, что нести нету сил.

Брось надежды, входящий в мой храм,
На спокойствие и тишину,
Понимаю всё мысленно сам,
Но, как крест, вниз тяну и тяну.

И нести меня нет больше сил,
И оставить не можешь в ночи,
За окном дождик заморосил,
Я — не крест. Я — предтеча свечи.

Припишите мне связь с властью, с бабами, с чертом…
Пририсуйте копыта, рога и клыки,
Если надо, меня вставьте первым в когорту,
Я готов, если надо, принять в грудь штыки.

Жизнь как будто бы тракт, либо просто дорога,
И неважно, что там, даже если загон,
Никого не боюсь, кроме Господа Бога,
Если в ад, значит, в ад. Но решит только Он.

По клавишам рояля мы бегали с тобою,
И музыка звучала и радовала слух,
Отливы и приливы, мелодии прибоя,
И всюду — наше небо, всё небо лишь для двух.

По клавишам рояля, по черным и по белым,
Мы бегали с тобою, не ведая забот,
И музыка, как воздух, входила нотой в тело,
И не было фальшивых, неверно взятых нот.

По клавишам рояля мы бегали когда-то,
Теперь рояль сменили церквей колокола,
Всё лучшее уходит. Но мы не виноваты,
Что смерть не выбирает калибра для ствола.

В один ряд, в один фронт, так же пьяно и смело,
Вопреки ничему, но уж точно вперед,
Потому что и мне до всего, кроме тела,
Спирт, осока, полынь, чай и липовый мед.

Выстрел выстрелу — рознь, пуля-дура, известно,
Ноги, руки, плечо, шея, грудь, голова,
На носилках в санбат, врач по-своему честный,
Крик отчаянья, стон, мат, простые слова…

В душу, в память, навек, до последнего вдоха,
Не ищите причин, не берите на понт,
В первый ряд, потому что без радости плохо,
Потому что хочу на один с ними фронт.

Насквозь всё свое одиночество, разве не повод
Однажды уйти, чтоб вернуться к другой тишине?
Где нить Ариадны — не током наполненный провод,
Где всё, что бесценно, гораздо дороже в цене.