Александр Перфильев - Стихи

Вы помните: журчащие струи,
И Монплезир, и шахматную гору…
Мой Петергоф! В полуночную пору
Как я любил все шорохи твои.

И музыку сквозь кружево листвы,
Подобную таинственному звону,
А позднею порой на рандеву к «Самсону»
Ужели никогда не торопились вы?

И в лепете его немолчных струй
Вы разве не ловили шепот дерзкий?
И разве не дарил вам поцелуй
Лихой поручик конно-гренадерский?

Я никогда нигде вас не встречал,
Теперь вы стали дороги и близки…
Быть может, вам влюбленные записки
Я юношей краснеющим писал?

И их бросал туда, где ряд скамей
Перед эстрадой струнного оркестра,
В тот миг, когда маман пленял маэстро
Колдующею палочкой своей.

А помните старинное село
С таким смешным названьем: «Бабьи Гоны»?
Какой далекой песни перезвоны
Названье это в душу принесло!

Там собирались мы на пикники
Веселою и шумною ватагой…
Юнцы пленяли барышен отвагой,
И в преферанс сражались старики.
…………………………………………

Вы помните? О, горечь этих слов!
Забыть ли то, что больше не вернется?
Ведь никаким изгнаньем не сотрется
В душе названье: Старый Петергоф.

Есть рыцари со сломанным копьем
И со щитами, согнутыми в битвах…
Их души — опустевший водоем,
Не помнящий о песнях и молитвах.

Есть рыцари чужих нездешних мест,
Жрецы давно враждебного нам храма…
На их щите отверженном не Крест,
А красная от крови пентаграмма…

Есть рыцари Железного Креста,
Закрытые опущенным забралом,
У них в сердцах закована мечта
Стремлений к недоступным идеалам.

Есть рыцари, которым имя — месть:
Их сердце ко всему иному глухо…
И лишь одним я жизнь готов принесть —
Смиренным рыцарям Святого Духа.

Их жизнь убога, мудра и проста,
Душа всегда на жертвенность готова,
Не на щите они несут Христа,
А в чистом роднике Живого Слова…

Ты, давший мне глоток Живой Воды,
Смиривший сердце Истиной благою,
С тобой готов до Утренней Звезды
Идти оруженосцем и слугою.

Он пожалел нас, бедный Люцифер,
У Божества из милости живущих,
Поведав нам о таинствах зовущих
Иных миров, иных надзвездных сфер.

И Господу, не знающему мер,
Великолепному в лазурных кущах,
Непогрешимому из Всемогущих,
Он показал дерзания пример.

Но, Утренней Звездою нам мерцая,
Он не дал сил отверженным от рая
Упасть или подняться до чреды:

Наипрезренные из всех творений —
Мы только отблеск грешных озарений
Непостижимой Утренней Звезды.

Вы днем внимаете обычным фразам
Задумчивы, печальны и бледны,
А в ночь, когда на землю сходят сны,
Вы отдаетесь бледным лунным фазам.

Я знаю вас по песням и рассказам
По былям и преданьям старины.
Но разве тайну лунной тишины
Осилит жалкий человечий разум?

И если ваш неощутимый шаг
Прошелестит над молчаливой бездной,
Кто вам подаст неосторожный знак,

Кто голос свой возвысит бесполезный,
Чтоб, разорвав магическую нить,
Небесное в земное уронить?

Мой древний предок, дикий хан Тимур,
Ты был для мира бесконечно страшен,
Враг городов и сел, и мирных пашен,
Презревший страх бойниц и амбразур.

И для меня, сквозь толщу всех культур,
Сквозь стены наших вавилонских башен,
Не призрак ты, ты будто бы вчерашен,
На боевом коне угрюм и хмур.

И если жизнь пустую проклиная,
Я не кочую без конца и края,
Как ты, в давно ушедших временах,

То твой клинок, и ятаган, и стрелы,
И конский храп, и каждый подвиг смелый
Я сладко знаю в быстролетных снах.

Как грустно и светло перебирать
Подобно четкам, имена любимых,
В нетающих благословенных дымах
Им суждено гореть и не сгорать.

Пусть времена, пришедшие, как тать,
В своих шагах неслышных и незримых
Таят печаль о снах неповторимых —
Засушенным цветам не расцветать.

И если мы, согретые другими,
Влекомые желаньями своими,
Иные повторяем имена —

То только лишь на ниве снов уплывших,
Где тени всех любимых и любивших,
Другой любви взрастают семена.

На войне молодеет душа,
Разрывая постылые путы:
Выпить жизнь из простого ковша!
Быть собой до последней минуты!

Небывалому бросить: могу,
Смерти крикнуть в лицо: не позволю.
И без злобы навстречу врагу
Устремить обострённую волю,

И в предсмертном томленье своём
Твёрдо помнить слова огневые,
Что высоким казачьим седлом
И клинком создавалась Россия.

…………………………………
В окошке — бегущие сосны,
Защита от дюнных песков,
Ткут ярко-зеленые кросна
На самом большом из станков.

Но рельсы нахмурённой сталью
Чужды зеленеющих крон,
Твердят, что печалью и далью
Я снова с тобой разделен.

Тобою и чувством я хмелен,
Быть может, на веки веков,
Но в жизни сильнее, чем зелень
Нашествие дюнных песков.

Ночь простые холсты небеленые,
В ясноглазый апрель засиненные,
Заслонив облаков острова,
Распахнула над старицей древнею,
Что большой притулилась деревнею,
И, с уделов доныне жива,
Носит древнее имя — Москва.

Шли над ней за столетьем столетия,
Благоденствия и лихолетия, —
Крест Господень и вражий топор —
Но, спокойная и величавая,
Все стерпела Москва златоглавая,
И последний тяжелый позор
Осиянное имя не стер.

Ночь окутала мраком околицы,
Но Москва не заснула, а молится —
Ибо кончился длительный пост:
Птицу Сирина с песней тоскующей
Этой ночью пасхальной, ликующей
Белокрылый сменил Алконост.

Ночь уже побледнела весенняя,
Но не смолкли в церквах песнопения
В этот радостный праздник Христов,
И торжественной медью расплавленной
Над Москвою, от ига избавленной,
Как напутствие Крестных ходов,
Льется звон «сорока сороков».

А вверху над Кремлем белокаменным,
Заревым поглощаемы пламенем,
Растворяясь в туманной дали,
Под тяжелою ношей согбенные,
Крестным ходом идут убиенные,
Что в бесчестие Русской Земли
Честной смертью на плахе легли.