Уильям Блейк - Поэзия английского романтизма XIX века

Печальный звон колоколов церковных
К мольбам иным, к иным скорбям зовет,
Суля наплыв неслыханных забот
И проповедей мерзость празднословных.
Наш дух во власти колдовских тенёт.
Он от бесед высоких, от любовных
Утех, лидийских песен [480] Лидийские песни. — Имеется в виду лидийский лад, один из пяти ладов древнегреческой музыки, согласно Платону («Государство», III, 398) — это «разнеживающий» лад, «свойственный причитаниям». Более принято другое представление о характере этого лада. Ср.: Мильтон. L’Allegro. Пьяни, мой друг, лидийским ладом Беспечно-буйных строф своих… (Перевод В. Левина) , безгреховных
Отрад у камелька — нас оторвет.

Пробрал бы душу этот звон постылый
Ознобом, как могилы смрадный хлад,
Но, как хиреющей светильни чад,
Как вздох последний, сгинет звук унылый,
А имена Бессмертных с новой силой
В садах благоуханных зазвучат.

Вовеки не замрет, не прекратится
Поэзия земли. Когда в листве,
От зноя ослабев, умолкнут птицы,
Мы слышим голос в скошенной траве
Кузнечика. Спешит он насладиться
Своим участьем в летнем торжестве,
То зазвенит, то снова притаится
И помолчит минуту или две.

Поэзия земли не знает смерти.
Пришла зима. В полях метет метель,
Но вы покою мертвому не верьте.
Трещит сверчок, забившись где-то в щель,

И в ласковом тепле нагретых печек
Нам кажется: в траве звенит кузнечик.

Мой дух, ты слаб. Занесена, как плеть,
Неотвратимость смерти над тобою.
В богоподобной схватке с немотою
Я слышу гул: ты должен умереть.
Орлу не вечно в синеву смотреть.
Но как отрадно мне всплакнуть порою,
Что я восходу веки не открою
И не сплету лучи в густую сеть.
Но этот ход мышления обычный
Не примиряет дух с самим собой,
И я смотрю, к отчаянью привычный.
Как Время с беспощадностью тупой
Смешало строй гармонии античной —
Размытый след галактики иной.

Прости мне, что невнятно бормочу
И мямлю, рассуждая о высоком.
Что я не наделен орлиным оком:
Не знаю, где искать, чего хочу.
Была бы эта ноша по плечу! —
Лавину слов бушующим потоком
Со страстью, подобающей пророкам,
Я мчал бы к геликонскому ключу [484] Геликонский ключ — то же, что ключ Иппокрены, источник вдохновения. .
С Высоким ты один запанибрата.
Нам, слабым, целовать тебе ступню.
Знак божества взвился в лучах заката —
Толпа не прекратила болтовню,
Но ты увидел свет его крылатый
И к явленной звезде велел лететь коню.

Шепча про вечность, спит оно у шхер,
И, вдруг расколыхавшись, входит в гроты,
И топит их без жалости и счета,
И что-то шепчет, выйдя из пещер,
А то, бывает, тише не в пример,
Оберегает ракушки дремоту
На берегу, куда ее с излету
Последний шквал занес во весь карьер.

Сюда, трудом ослабившие зренье!
Обширность моря даст глазам покой.
И вы, о жертвы жизни городской,
Оглохшие от мелкой дребедени,
Задумайтесь под мерный шум морской,
Пока сирен [486] Сирены — по греческой мифологии, полуженщины-полуптицы, очаровывающие своим пением мореплавателей и пожирающие их. В оригинале Китса — «морские нимфы» дочери морского старца Нерея. не различите пенья!

О деревцо нагое,
Ты в ледяном плену
И радостном покое
Не вспомянешь весну;
Тебя ни хлад, ни слякоть
Не приневолят плакать,
И тонких веток мякоть
Они не повредят.

Родник, журчащий сонно,
Ты в декабре седом
О взоре Аполлона
Не вспомнишь подо льдом, —
Забывши дни отваги,
В хрустальном саркофаге
Почиют капли влаги,
Не злясь на зимний хлад.

Как было бы приятно
Порвать с минувшим связь,
Но можно ль жить, превратной
Судьбой не тяготясь?
Как, встретивши невзгоду,
Не злиться на природу,
Не рваться на свободу —
Стихи не говорят.