Иосиф Уткин - Стихотворения и поэмы

Два судна,
Два белых
Строятся в ряд.
Два судна:
На Данциг
И на Ленинград.

«Лоцман, вниманье:
Тоннаж перегружен!»
Нах Руслянд [38] В Россию (нем.). — Ред. — машины,
Нах Полянд [39] В Польшу (нем.). — Ред. — оружье.

Вокзальная ночь.
И на канапе
Качаются двое
В бордовом купе.
И лентой влетает
В оконную раму
Железнодорожная панорама.
К Столбцам пролетая
Сквозь ветер
И лес,
Как шпаги, глотает
Рельсы экспресс…

«Кондуктор, вниманье:
Разбудите ровно…»
Нах Руслянд — геолог,
Нах Полянд — полковник.
_____

Галдят
в латифундиях
сытые псы.
Ночами
над картами
планов
Склоняются
в штабе
густые усы
Налитого
кровью
улана.
Он сладко мечтает,
растроганный
пан,
Забыв
бельведерские беды,
Накинуть
на плечи
московский жупан,
Подбитый
уланской победой.
Он усом
не раз и
не два
отмечал
Большой дислокации метки.
Но всё он
приходится
не по плечам —
Московский
покрой
пятилетки.
Встают
неприступно
в горячем цеху
Железные стены
защиты.
И гладью — выходит —
на рыбьем меху
Победы
уланские
шиты!
Он знает
отлично:
войны не хотим,
Но если,
усатый
и пылкий,
Улан замечтается, —
укоротим
Мечтанья
от темени
и до затылка!

Мне говорят:
Мол, мы не дышим маем,
Мол, юности расцветок не берем.
Ах, чудаки!
Они не понимают:
Мы юношествовали с Октябрем.
Быть современником
Огромной славы: Ленин,
Включать в артерии
его
высокий ток!
Кто был моложе нас?
Какое поколенье?
Когда, скажите?
Кто?

Мне говорят:
Учитесь трелям Фета,
Льют соловьи,
Грохочет водоем;
Ах, чудаки,
Друзьям, как эстафету,
Мы, умирая,
Песнь передаем.
И эта песнь простреленной, пропетой,
Как кольт,
Как молоток, в работе под рукой.
Какой, скажите мне,
Из всех поэтов
Был больше нас поэт?
Скажите мне,
Какой?

Мне говорят:
История с колена
Вам метит в грудь…
Враг жив… не позабудь…
Ах, чудаки!
Всё наше поколенье
Над баррикадами поднять готово грудь.

Нас и не грел
Камин благополучья,
В сибирских рудниках
Нас шлепал адмирал.
Но рабский страх
Нас никогда не мучил.
И никогда
Осмысленней и лучше
Никто еще
Не жил,
Не умирал!..

Грядущего карта — груба:
Чего там на Маркса коситься!
Давайте
Построим
Свои отруба
С бордюрчиком русского ситца!

«Чего там, — толкуют
Кривые умы,
Мечтатели правого крена, —
Вчера — Рябушинский,
Сегодня — мы
Едим
Поросенка с хреном.

Октябрь — это
Классовый мир,
Покой…»
Довольно, философы, каркать!
Мы видим совсем,
Совсем не такой
Грядущего нашего карту.

Не в ситце березок,
Не в русском овсе
На старокалужском насте, —
Грядущее видим
На светлом шоссе
Электриков-энтузиастов.

Нас каждого
Голод и холод прожег,
Над каждым ворон покаркал, —
И кровью пропитан
Каждый флажок
Этой великой карты!

Но мы понимаем:
Не сразу,
Не вдруг,
Не поднятым кверху бокалом,
А вскинутой волей
Мильонов рук
Берется сияние вольтовых дуг
С высоким октябрьским накалом!

Когда
я стану
стариком,
Мой сын
придет
и спросит:
«Скажи мне,
где,
отец,
при ком
Ты был
семнадцатую осень?»
— «Мой сын,
я дрейфить
не привык,
Я вел
на Смольный
броневик…»

Когда
я стану
стариком,—
Перебирая
даты,
Сын спросит:
«Где, скажи,
при ком
Ты был, отец,
в двадцатом?»
— «Мой сын,
мне домом
был окоп,
Мы с Фрунзе
брали
Перекоп».

Когда
я стану
стариком,
Сын спросит:
«А постой-ка,
Скажи мне,
где, отец,
при ком
Ты был
на штурмах
стройки?»
— «Для нас
был всё
фабричный дым:
Я был
рабочим
рядовым…»

И спросит
сын меня
тогда,
Окинув
старость
взглядом:
«Скажи,
а где ж
за все года,
Отец,
твоя
награда?..»
— «Ты — сын,
ты — новый человек,
Ты оправдал
мой труд,
мой век…»

…Я знаю —
зеленая
травка
Ложится уверенней
в стих.
Но будет.
Я пробую
трактор
И в жизни,
и в строфах
своих.
Я отдал
березам
все дани.
Теперь я
додумал,
дорос —
За что
молодые
дворяне
Певали
Россию
берез.
В далекую
темную
бытность
Вся эта
сусальная
дрянь
Обертывалась
как
«самобытность»
В квасном
диалекте
дворян.
О русские
песни
и тройки!
Затравлен,
забыт
и чуть жив,
На этой
московской
настойке
Дурел
«православный»
мужик.
Но я-то
в делах
Перекопов
Затем
и гремел
и громил,
Чтоб был
до корня
перекопан
Весь этот
усадебный
мир.
То
армией целой,
то горстью,
И вкривь
мы рубали
и вкось
С березовой
этою
костью
Дворянскую
белую
кость.
И видишь:
солидно
и прочно
Угроблен
классический
гнет
И только
в лирических
строчках,
Бывает,
усадьба
мелькнет.
Но это —
страдатели,
шавки,
Скулящие
по старине.
Мы
видим
иные ландшафты
В своей
живописной стране!
Другие
тона
и мотивы
Принес
изумительный век.
И этот —
на локомотиве
Глядящий вперед
человек.
Еще
белокурым
подростком
Он принял
и пулю
и вошь.
И этого
на березку
Теперь
ты никак
не возьмешь.
Нет,
в трудных делах
Перекопов
Затем ты
гремел
и громил,
Чтоб был
до корня
перекопан
Весь этот
усадебный
мир…
Я слышал,
как старый
крестьянин
Сказал трактористу:
«Кажись,
И верно, мы, парень, достанем,
Выходит, партейную жись…»
День
густо клонился
на убыль,
И, собранные
в строку,
Богатые
сочные зубы
Сверкнули
в ответ старику…
Забыв
и себя,
и усталость,
Но молоды,
но стройны —
Мы травим,
как зверя,
отсталость
На бурных
дорогах
страны.
Счастливая
свежая
поросль
Металла,
людей
и сырца —
На третью
предельную
скорость
Поставила
наши сердца.
И скоро,
на солнце
алея,
Во весь свой
лирический рост
Широкой
шоссейной аллеей
Построятся
шумы
берез…

С чистым весом
Слезы филигранной,
В сапогах,
Целиком, как вы есть,
На оптовый язык
Килограммов
Всё стараются
Вас перевесть.

А попробуй
Такую нагрузку
Примерять на кило
И на пуд, —
Так, пожалуй, под это
На Курском
Бесконечный состав подадут..