Иосиф Уткин - Стихотворения и поэмы

Я хотел бы,
Пока еще розов
Утром парусник,
Как-нибудь встав,
Для сердечных своих перевозок
Попросить
До Батума состав.

Мне мой труд
Не особенно сладок:
Как там песню
Стихом ни глуши,
Остается соленый осадок
Где-то
В водорослях души.

И хотелось бы,
Вычеркнув версты,
Стильным брассом волны голубой
Всю
Соленую эту разверстку
Опрокинуть
В батумский прибой.

Что для моря
Масштабов безгранных,
В этой общей
Соленой связи,
Два каких-то
Лирических грана
Сквозь стихи проступившей слезы?

Мелочиться
Ему не пристало.
А с такого, глядишь, пустяка,
Формируясь,
Сверкают кристаллы
Просоленного вдосталь стиха!

…Ты глядишь
С укоризной, товарищ?
Современник
И автор побед, —
Уверяю:
Без соли
Не сваришь
Ни один стихотворный обед.

Так пускай,
Разгораясь, не тухнет,
Сколь бы ни были
Судьи строги,
Эта чудная
Синяя кухня
Шторма,
Соли
И честной строки!

Мне
Действительно лямку натерло,
И спасения прямо нет!
Как с ножом — понимаете —
К горлу
Подступают
Мои тридцать лет.

Где спастись
И куда мне податься?
Нет на свете
Такого пути!
И от этого
Заимодавца
Всё равно
Никуда не уйти.

Нет такой удивительной
Кровли!
А стране моей
И невдомек,
Что я словом,
Пропитанным кровью,
Многим людям,
Как хлебом,
Помог.

Да когда
И кому было дело
До такой захолустной глуши,
Как провинция
Бедного тела
Или темная область
Души!..

Крест
На всё это дело поставить, —
Вот, по-моему,
Способ один:
Быть спокойным
И время заставить
Подождать
С предъявленьем седин.

Переваливая через
Чистоту песчаных сот,
Атлантическая челюсть
Берег гложет и сосет.

Сколько соли перепито,
Сколько слопано камня?!
От такого аппетита
Страх нисходит на меня.

Мне знакома кухня эта.
Я и сам ведь… и меня
Посадили на диету
Трезвой влаги и камня.

Мне понятно (врать не стану!),
Мне, как лирику, видней —
Лодка с парусным султаном
И с двумя парнями в ней.

Для меня, понятно, пытка —
Наблюдать издалека,
Как везут ребята в слитках
Скумбрию и судака.

Я не слишком крепок телом,
Но люблю заняться вот
Нееврейским этим делом
На дыбы встающих вод.

Вёсла — врозь… Рукав — по локоть.
И вокруг, как от огня,
Заметет морская склока,
И пойдешь ты
Акать,
Окать,
На греб е нь летя с гребн я !

Но положено мне РАППом
Заниматься, да не тем —
И сосать, понятно, лапу
Глубоко полезных тем…

Дождь устал
Косить
И цокать,
Мыть прозрачные луга.
И блестит,
Уйдя по локоть
В горы,
Радуга-дуга.

Подступает
С песней длинной
Тишь…
И, лежа на спине,
Тебердинская долина
Внемлет
Смутной тишине.

И тогда,
Мотая н а ус,
В стариковской простоте,
Снявши шапку,
Амонаус
Так и замер в высоте.

День, томясь
И догорая,
Моет ноги в Теберде…
Где ты,
Где ты, дорогая,
Хорошо ли там тебе?

Я следил за небом робко,
Где — впопад и невпопад, —
Как по спичечной коробке,
Чиркал спички звездопад.

Так вот некогда горела —
Рассказал бы я тебе —
Трубка старого карела
В достопамятной избе.

Так когда-то не без риску,
Корпус лихо накреня,
Высекал я насмерть искру
Из армейского кремня!

Да, ни в хижине чухонца,
Ни в крутом седле бойца
Ни звезды своей, ни солнца
Не сыскал я до конца.

Где-нибудь в немецкой Туле,
Нами занятой в бою,
Отливает мастер пулю,
Искру, стало быть, мою…

У витрины световой Госторга
Вспомнил я, увидел с высоты
Молодость в солдатских гимнастерках
Неправдоподобной простоты.

Вот они стоят передо мною,
Юноши в семнадцать — двадцать лет.
Неприступной и живой стеною
Ныне воспеваемых побед.

Б о сые, нечесаны, небриты…
Но щетиной этих юных лиц
Были, как штыками, перерыты
Все обозначения границ.

Без сапог, в задрипанных обмотках.
Сквозь огромный азиатский дождь,
С песней, с матом, с кровью в сердце…
Вот как
Шла к бессмертью наша молодежь!

Шла, чтобы, наголодавшись вдосталь.
Занимая Керчь или Тагил,
Обрести последнее удобство
Братских достопамятных могил.

От Владивостока и до Польши
Проведен пунктир кровавый — тел.
Но спроси, поставь любого — больше
Ничего никто и не хотел!

Да и так ли мало быть пунктиром,
Или историческим звеном,
Между старым И грядущим миром?
Мы и не мечтали об ином!..

Но, трудясь до белого каленья,
Зной крепя и плавя мрамор зим, —
Мы откроем новым поколеньям
Дверь в грядущее,
Как двери в магазин.

Ни поесть,
Ни напиться.
От метелей
и вьюг
Эмигрируют
птицы,
Направляясь
на юг.
И товарищ
достойный
У советских границ
Наблюдает спокойно
Отправление
птиц.

Он спокоен,
Он знает:
Мы поем
не одни, —
Эта тема сквозная
И пернатым
сродни.
Эта песня
И в криках
Отлетающих
птиц,
И на всех
На яз ы ках
Деревень
и столиц.
И на рисовом поле,
Утонувшем
в поту,
И в глубоком подполье
В иностранном
порту.

…У меня
есть приятель,
Иностранный весьма,
Он мне
в трюме припрятал
Два испанских письма.

Интересное дело,
Как, врываясь в слова,
По-испански запела,
Без акцента,
Москва!..

Я с испанским —
заметим —
Очень мало знаком,
Но мы именно
этим
Говорим
языком,
Тем, который
и в криках
Отлетающих
птиц,
И на всех
на яз ы ках
Деревень
и столиц.
И на рисовом
поле,
Утонувшем
в поту,
И в глубоком подполье
В иностранном порту.

Мы горим
Для идеи
И услышим
хотя б,
Как испанским владеет
Взявший слово
Октябрь.

По отряду ходит бой
В докторском халате.
«Ваня, милый, что с тобой?!» —
«И меня… ребята!»