Константин Ваншенкин - Примета

Речка-сказка
Ликова.
Только ряска
Да трава.

Старый купол
За бугром.
Да проухал
«Илов» гром.

Зато быта
Полоса
Позабыта
В полчаса.

В росах травка
Вечерком.
Летит кряква
За чирком.

Несколько первых огней—
Это деревня Изварино.
Бывшая церковь. Над ней
Облако четко изваяно.

Помнишь — дороги нарез,
Поле, что сумраком залито?
И достает до небес
Леса зеленое зарево.

С Твардовским встречусь и с Бернесом,
Когда настанет мой черед.
Но глянут с малым интересом,
Все это зная наперед.

Скажу: ведь я из дальней дали,
Где свет ваш сильный не погас.
Спрошу: скажите, вы видали
Воспоминания о вас?

На миг ресницы дрогнут, словно
Иная жизнь коснулась их.
Слыхали, скажут. Безусловно.
Но только это для других.

Для любознательных в науках,
Что утром вышли из дверей.
Для наших правнуков и внуков…
А более для дочерей.

Что поделать! — хвори, старость,
И — обрублены крыла…
Весть об этом, разрастаясь,
Многих вместе собрала.

Из своей давнишней были
Он явился хмурым днем.
Все давно его забыли.
Смерть напомнила о нем.

Как она негаданно поблекла,
Как попала бедная она
Под увеличительные стекла,
Где морщина каждая видна.

За рекой померкнувшее поле,
И не шелестят уже крыла.
Тихая старушечка, не боле,
Здесь жила и так же умерла.

Но заметил кто-то, что при этом
На крутой спирали мировой
Вдруг — судьбой, стихами и портретом —
Почему-то стала молодой.

Жалко будет покидать
Эти дали, эти лица,
Всю земную благодать,
Что пока так щедро длится,
Жалко будет покидать.

Перетянет жесткий жгут
Нашей памяти отводы.
Но — ты слышал? — листья жгут.
Песня тянется сквозь годы,
И от жизни счастья ждут.

Мы живем стремительно, как все,
И, себе же не давая спуска,
На скупой газетной полосе
Видим спорт и новости искусства.

Сообщенья из-за рубежа,
Ранний сев у южного порога,
Фельетон, таблицу тиража,
Черную оградку некролога.

Умер милый Реваз Маргиани,
И возникли былые года
В том московском ночном океане,
И Арагви впадает куда.

Был стихами наш круг узаконен,
И весь вечер взрывался наш пыл.
Нонешвили и Миша Луконин,
Пал Григорьич, он тоже там был.

А Кайсын? То в позднейшей беседе
Оба мне объясняли потом,
Что вы близкие очень соседи,
Разделенные только хребтом.

Ах, Резо, как тебя называли,
Мы и позже видались не раз.
Не забыть на любом перевале
Твоих добрых, чуть выпуклых глаз.

Над горами, внезапно тревожа,
Одинокая встанет звезда.
Это так на тебя не похоже —
Просто взять и уйти навсегда.

Где-то в море глухой огонек,
Словно в поле,
Лишь стемнело, вниманье привлек
Поневоле.

Здесь поблизости нет маяка.
Тьма морская.
Он ее оживляет слегка,
Чуть мигая.

Этошхуна, что в дрейфе лежит,
А на баке
Огонечек сигнальный дрожит
В полном мраке.

Но избавиться я не могу
От обмана,
Будто он на другом берегу
Океана.

А пока вы смеялись счастливо,
Загорали, ныряли на дно,
Неожиданно возле залива
Пали сумерки, стало темно.

После длительной солнечной ласки
Так внезапен был мрака накат,
Что свои полотенца и ласты
Собирали уже наугад.

Лишь прибоя размеренный голос,
Да усталому взору видны
То ли позднего паруса конус,
То ли гребень высокой волны…

Темнота приходит сразу,
Будто кто-нибудь тайком,
Но по явному приказу
Нам глаза прикрыл платком.

Темнота стремглав ложится
На земную благодать.
Заблудилась в небе птица —
Ничего ей не видать.

Рассвет. Густые росы.
Работа вправду дерзкая:
В Крыму срезают розы
Замедленного действия.

Вот только б дотерпели
Близ самолетных ребрышек
До той заветной цели,
До рынка, до Черемушек.

Коснулся «Ил» бетона.
И сделано все начисто.
Но каждого бутона
Свое движенье начато.

Да не волнуйтесь, что вы.
Когда такие новости!
Они вполне готовы —
Уже не остановите,

…Невеста смотрит мимо.
Глаза пока что детские.
Она сама как мина
Замедленного действия.

Там, где дышит синь морская,—
Входит, всех опередив,
Как кораблик, в путь пуская
Первый свой аккредитив.

Изумленный этой былью,
Блеском южной мишуры.
Не привыкший к изобилью
Женщин, света и жары.

Золотой полдневный пляж.
Загорелые богини —
Их походка, их бикини,
В мыслях всяческая блажь.

Как сквозь сон, в который раз.
Женский смех звучит над пляжем.
Мы под ту же дудку пляшем,—
Как до нас, как после нас…

Стояла женщина на причале
Почти у края. Скрипел причал.
А чайки что-то свое кричали,
И ветер свежий еще крепчал.

Она под ветром стояла прямо,
В пальто, что плотно на ней сошлось.
А сверху русое билось пламя
Неупорядоченных волос.

О сероглазая Прибалтика,
Янтарный желтый поясок…
К заливу хмурому прибавьте-ка
Кривые сосны и песок.

Как доски под рукою плотника
Здесь, над прибрежною дугой,
Разрозненные тучи плотненько
Подогнаны одна к другой.

Сверкнет под вечер, сердце трогая.
Прибоя белый завиток.
И хочется отбросить многое
И жизнь пустить на самотек.

Пусть нам простятся наши слабости:
Здесь солнца луч порою скуп.
Но предпочтем не пенку сладости,
А соль, что слизываем с губ.

Воскресенье. Ближний рейд.
Черный сейнер.
Море — или это бред? —
Пахнет сеном.

Чайки белые снуют,
Вечно с делом.
Их никто не кормит тут
Хлебом белым.