Константин Ваншенкин - Музыка из окна

Вдаль взгляну я —
Стану белый как мел.
И в штрафную
Потому загремел.

После, помню,
У леска залегли.
Встал — и комья
Вверх летящей земли.

Вдруг — в санбате.
— Друг, ботинок стяни.—
Голос бати:
— Да ты, брат, без ступни!..

Снится сито
Тех особых атак.
Кровью смыто,
Все законно, все так.

В общем, тоже
Там война как война.
Вот… И все же
Не избыта вина».

Крик «ура!» или «за мной!» —
И окончен путь земной.

Но опять — сиянье дня.
Построенье. Толкотня.

Пионеры. Военком
С поролоновым венком.

И нечаянный укол:
Процедура? Протокол?..

Передал по колонне, чтоб люди чуть-чуть потерпели:
Скоро будет привал, и совсем уже близко до цели…

Передал по эфиру: активных штыков — курам на
смех.
Шесть отбили атак и стоять собираемся насмерть…

Передал по наследству позднее родившимся внукам
Верность, нежность и склонность к гуманитарным
наукам…

Мне мать, покуда был я на войне,
Костюмчик довоенный сохранила,—
Еще прилично выглядел вполне,
Лишь пятнышком на лацкане чернила.

Но, мама, ты, признаться, не права,
Смотри, каким я сделался в разлуке:
Короткие, по локоть, рукава
И куцые, по щиколотку, брюки.

Я в нем смешон, я попросту нелеп.
И не привыкну, даже понемножку.
Могла давно сменять его на хлеб
Или по крайней мере на картошку.

Безусловно, это был учитель,
А вокруг — его ученики.
Он вставал, войны привычный житель,
Смахивал травинку со щеки.

Ясным днем и на рассвете сером,
До конца запомнившийся мне,
Он других учил своим примером,
Как всегда бывало на войне.

Он учил отчаянных, отпетых
Смертным ветром,
Стреляных юнцов.
Никому не ставящий отметок,
Тоже молодой в конце концов.

Для важных дел,
Что не видны,
Пришел в отдел
В конце войны.

Пришел в КБ
Его рычаг —
Еще в х/б
И в кирзачах.

Башкой силен,
В работе злой,
Оставил он
Культурный слой

И в кабинете,
И в толпе.
И на планете,
И т. п.

Мальчики с той подлодки.
Хмурые моряки.
Жесткие подбородки,
Острые кадыки.

Но уже свет проплешин
Видите, замерев.
Каждый еще увешан
Знаками ВМФ.

Удары бывают,
Что память загубишь…
— Любовь забывают?
— Любовь не забудешь.

Мозги забивают
И чувствуют бодрость…
— А зло забывают?
— И трусость, и подлость

Труды затевают,
Друзей навещают…
— Добро забывают?
— Добро не прощают.

С неба осыпался звук самолета —
За горизонтом стихающий зов.
Так осыпается вниз позолота
Старых церквей и осенних лесов.

Две-три чешуйки осталось, не боле,
Воспоминаньем о прежней поре.
Видно сквозь ветви пустынное поле,
Капли дождя на холодной коре.

Это случается даже с богами,
Что временами приходят сюда.
Всех их вперед выносили ногами,
А ведь считалось: они навсегда.

Маленький этот поселок,
Замкнутая среда.
Грозного мира осколок,
Как-то попавший сюда.

Ни огонька за рекою.
Впрочем, отсутствует мост.
Господи, все под рукою:
Школа, работа, погост.

Мать, в муках, в счастье продержись
Младенец — жизни половина
Иль даже вся — выходит в жизнь,
Едва прервется пуповина.

А дальше — горе не беда,
И с той черты, предельно ранней,
Накатывает череда
Прижизненных напластований.

Но на каком-то рубеже
Вдруг иссякает лет лавина,
И вот не с матерью уже,
А с жизнью рвется пуповина.

Прочною служит основою
Собственной жизни плато.
Но на хрена ему новое,
Модное это пальто?

Впрочем, не следует спрашивать.
Не повернуть его вспять.
Хочет носить — не донашивать,
Жить — а не век доживать.

— Пускай я не эрудит,—
Заметил читатель хмуро,—
Мне нравится, как гудит
Сегодня литература.

Пожалуй, не для утех
Она существует ныне.
От этих устал и тех —
Порадовали иные.

Внезапные имена,
Которые многим внове.
Сочувствие и вина
И что-то еще в их слове.

Имущество конфисковали.
Машину? Дачу?..
Не смеши!
сдесяток книг нашли едва ли,
Что в доме были для души.

Приемник коротковолновый,
Когда-то собранный в кружке,
Но до сих пор почти как новый
Уже в брезентовом мешке.

Приемничку взять вражий голос
Не составляет ничего.
Он брал когда-то даже полюс.
А вот теперь берут его.

Здесь были бараки — несчастных и сирых
пристанище,
Чья ниточка жизни рвалась, бесконечно слаба.
Когда это было? При Сталине или при сталинщине?..
Да полно! Хоть вы не играйте сегодня в слова.

Ужасная истина,
Причастная к теме,
Увидена мысленно
Воистину всеми.

В ней связаны кабелем
Залитые хлоркой
Те ямины — с Бабелем,
Вавиловым, Лоркой…

Спрашивают: почему
Остальные допустили?
Ведь не хуже по уму.
Да и тоже были в силе.

Больно ловко в дело вник,
Аккуратно ямы вырыв,
И они попали в них,—
И одним из первых Киров.

Кто законным лишь путем
Собирался делать что-то,
Вряд ли понял и потом
Корни общего просчета.

Тот, усатый, был пахан,
Хмурый урка, уголовник.
И уж больно был поган
Взятый в руку уполовник.

Не на стеклах ветровых
Место этому портрету,
А на стендах, да таких,
Где фиксируют примету:

Злые оспины лица
(Зазеваешься — пристукнет!),
Где ра-зыс-ки-ва-ет-ся
Государственный преступник.

Горит густого вечера пожар.
Стою у борта. Тесные, как лузы,
В которые едва проходит шар,
Трещат давно построенные шлюзы.