Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Улыбка первая весны —

Мать-мачеха проснулась,

И улыбнулась в день войны —

Так скорбно улыбнулась.

«Я буду матерью для вас, —

Тихонько прошептала, —

Сорви меня, сорви сейчас,

Пока листочков мало.

Я витаминов злой зимой

Хранила вашу долю,

Примите дар скромнейший мой,

Питайтесь ими вволю».

С тех пор прошло немало лет,

Путь в прошлое – неблизкий…

О, желтоглазый первоцвет,

Прими поклон мой низкий!

В мой стих селёдку завернут

Иль хлебушка кусок,

А, может, в туфлю затолкнут,

Чтоб просушить носок.

И станет мокнуть бедный стих

И киснуть в темноте.

Мне жаль его – из нас двоих

Лишь он на высоте.

Он беззащитен, хоть не тих,

Он искренен всегда,

Не заворачивайте в стих

Селёдку, господа.

Здесь приютился скромный монастырь,

Овеян именем святой княгини Ольги,

И сердце радует простор земли и ширь

Лугов, холмов. И здесь истоки Волги.

Святые земли – радость для души,

Её отрада, мудрость, вдохновенье.

Сюда хоть раз ты в жизни поспеши

И получи душе благословенье.

Так познаём мы Родину свою.

Чем раньше, тем сильней, светлей и чище.

Кто смог к её приникнуть алтарю —

Себе другой он родины не ищет.

В обнимку с питерским дождём,

В тени широкой тучи-шляпы,

Окутанной его плащом,

Спит ель, покачивая лапой.

Замшелой сединой своей

Ты на меня слегка похожа,

В краю, где царствует Борей,

И я гуляю, дни итожа.

И пусть судьбы моей пальто

Потрёпано, давно не модно

И полиняло, но зато

Мне в нём уютно и удобно.

От стрессов жизненных препон,

От лжи и пошлости эфира

Надёжно служит капюшон

Из нитей внутреннего мира.

Питерских шпилей острые копья

В клочья порвали ткань тучных перин,

И разлетелись мохнатые хлопья

Белого пуха с небесных вершин.

Плавно осело плотное облако,

Снег на деревьях, цветных куполах,

Ожило всё, нету прежнего облика

Города в пасмурных серых тонах.

Снег укрывает пледом искристым

Скверы, ограды, решётки ворот,

Куст под окошком стал белым, пушистым,

Словно ангорский породистый кот.

В начале было Слово,

Слово было у Бога,

Слово было Бог.

О, Слово истины! Ты – Бог,

И сила слова всем известна.

Но святости твоей чертог

Мы преступаем повсеместно.

Шуршим словесной шелухой,

Что говорим, не помним сами,

Мы рушим ближнего покой,

Соря обидными словами.

Льют в уши искушенья яд

Наивным Евам Казановы;

Суд над талантами творят

Завистники коварным словом.

Кружит банальных фраз поток,

Пытаясь, и порой искусно,

Прикрыть, как фиговый листок,

Срам нищеты ума и чувства.

О, Слово, ты мой царь, мой бог,

Так научи, мне неизвестно,

Как говорить, чтоб между строк

Простор был мыслям в слове тесном!

Лиловый купол южной ночи

Стремительно спустился вниз,

Окутав мраком город Сочи,

Его курорты, Дагомыс.

Прибой у ног мурлычет кошкой,

Штурмует грозно скальный склон.

Сияет лунная дорожка

Прорехой на асфальте волн.

Под музыку мелодий старых

Призывно стонет саксофон,

В кафе скользят неспешно пары —

Здесь танцевальный марафон.

А на вершине терренкура —

Скамейка для усталых тел,

В засаде там сидят амуры

С колчанами любовных стрел.

Совсем забыла, вот досада,

Сосед на танцы звал вчера,

Но лень, давленье мерить надо,

Пожалуй, и в постель пора.

Куст ромашек жалкий, куцый

Облететь давно готов.

Греется в огне настурций

Просинь васильков.

А прозрачные берёзки

Им не застят свет,

Щедро сыплют на дорожки

Медь своих монет.

Кровь умирающего дня

Течёт из рваной раны.

Пробитых облаков броня

Окрашена багряно,

Пожаром полыхнув в окне,

Теплом стекает светлым

И застывает на скамье

Холодным серым пеплом.

Ушёл на отдых зной дневной,

Луна встаёт устало,

И укрывает шар земной

Дырявым покрывалом.

Недолго длится ночи тень,

Незыблема основа

Закона жизни: умер день —

Да здравствует день новый!

Часы стучат: «не так, не так».

И закружился у постели

Бессвязных мыслей кавардак.

Невнятных образов метели.

С тобою, спутница ночей,

Бессонница, мой спор извечен

В проулках памяти моей.

Ты бродишь, зажигая свечи.

Не разделив со мной мечты,

Подносишь горький яд сомненья,

Надежд увядшие цветы

Бросаю на алтарь смиренья.

Афанасию Фету

О, сколько в нём сокрыто мощи

И как он дорог для меня,

Певец благословенной ночи,

Певец искрящегося дня!

Он в самой сути изначален,

Как вечный холод или зной, —

Певец изнеженной печали

И бурной радости земной.

Един и противоположен —

Набат и хрупкость хрусталя.

Неравнозначен, непреложен

И вечной памятью умножен

Певец твой, Русская земля!

Ах, чёрт возьми, какая осень!

Какие краски – ну и ну!

За тысячи звенящих вёсен

Не отдал бы её одну!

Такой простор! Такая свежесть!

Такой пожар горит везде!

Такая буря! Кротость! Нежность!

В одном берёзовом листе!

Орга́н и скрипка. Крик молчанья,

В багрянце стынущие сны,

Немое, страшное отчаянье,

Гроза и песня тишины.

В лесу, в полях кипит работа,

И дни багрянца сочтены.

Но осень-мать готовит ноты

Для песни будущей весны.

Не у дороги полевой,

Не над глухим причалом,

Не между небом и землёй

Мелодия звучала.

В неясном свете замер гам,

И в глубине, у стенки,

Играл флейтист – совсем пацан —

На станции подземки.

На бледно узеньком лице

Дробился лучик тонкий,

И пела флейта о певце —

О жаворонке звонком.

Флейтист мелодией явил

И зной, и дух полыни,

И пела флейта о любви

И о небесной сини.

А наверху кипел балдёж,

И пелось, и плясалось,

Там золотая молодёжь