Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Я выполнил свой долг перед тобой,

И что с того, что раны кровоточат?

Зато душа свободна и не хочет

Признать, что бой проигран был судьбой.

Проигран бой. Враг жёстче и смелей.

Ему победа кажется прекрасной…

Но выход есть: быть одиноким властно,

Не в схватке быть, а воспарить над ней.

Морозный воздух. Снега тайна.

И ветра спущенный курок…

Я встретил Вас почти случайно

И от виденья изнемог.

В паденье безразличном снега

И трепетанье сонных звёзд

Внезапно умиранья нега

Явилась мне, как на погост.

Я вспомнил лета полыханья,

Чтоб отрезвить себя чуть-чуть,

Но это смутное желанье

Лишь духу преградило путь.

Я полюбил Вас незаметно:

Так ночь идёт на смену дню.

Возможно, нужен мне ответ, но

И безответно Вас люблю.

Озираясь назад, память всё подменяет:

Там, где выщерблен день, мнится правил парад,

В апогее томлений, сомнений и мает

Видишь, ближний, предавший тебя, всё же брат.

Там где был ты влюблён – адвокат Достоевский,

Что там! Сам ты артист, и роман – лишь игра.

Дон-Жуан – тоже роль, ты играл её с блеском,

Контрапункт – покаянье прошёл «на ура».

Там, где был ты не нужен – находишь загадку

И какой-то ещё в суете видишь толк.

Ну, а там, где ты слаб и подвержен припадку,

Дурковато душа скажет: «Выполнен долг».

В этом мире, увы, выживает сильнейший.

Если Богом целован, то всё нипочём.

Память всё подменяет. За это нежнейше

Я пою свою память молитвы ручьём.

Через речку положен мост.

Вьётся речка – змеиный хвост.

На мосту ловит рыбу дед,

Рядом – старый велосипед.

Я в дела его сунуть нос

Постеснялся, а старый пёс

Подошёл и обнюхал вмиг.

Дед ругнулся, но в дело вник:

Покормил, пожурил чуток…

Пёс продолжил свой марш-бросок.

Посмотрел вслед ему рыбак,

Улыбнулся, – он был добряк.

И забросил по новой снасть,

Ощущая к рыбалке страсть.

Посвященье В.

День выеден. Распахнуто окно.

Улиткой липкой заползает вечер.

Черновиком, зарытым под сукно,

Ждёшь миг, когда в зените вспыхнут свечи.

Как будто он изменит ход времён:

Вот-вот – и ты витаешь на орбите,

Не в муках старта, а уже в зените,

И целишься примерить Орион.

Вот-вот – и толпы суетных племён,

Бросая пропылённые кибитки,

Без бичеванья и призывных свитков

В Орду собьются, в цвет одних знамён…

И гребни волн достанут небосклон…

Но гаснет небо, розовея дном.

С востока в город катит гулкий топот,

Неотвратимей, чем цунами рокот —

И хлопоты ордой владеют днём:

Расставить свечи, выбить шёлк знамён,

Бич перевить и снова свиток править,

Да так, чтобы Последний из племён

От крыльев беркута в себе нащупал память,

Желая небосклон отбить у волн,

Под пастбища наметив Орион…

Век выеден, и влажен небосклон.

А под сукном потомки что-то ищут:

Не то шелка обветренных знамён,

Не то строку в клочке бумажки писчей.

Этот выбор ни прост, ни сложен,

И открыт, как прямая речь:

Если шашка ползёт из ножен —

Значит, в поле назрела сечь.

Если сечь – значит, алой солью

Будет залит закат и ночь,

И дороги: одна к застолью,

А другая – от жизни прочь.

Век с похмелья оброс осотом —

Не проймёт и «ядрёна мать»…

Но соху поливаешь потом —

Ржи встаёт золотая рать.

Мне неведомо имя Бога.

Я не видел его послов.

Не смогу я среди уБОГих

Лик его написать со слов.

Но на каждой развилке – встреча;

Каждый день открывает новь:

Пот – на дело;

За правду – сеча;

Выбор – с Ним;

Ну а ОН – Любовь.

Мне ль искать, что истину, что Бога…

Вот затеплю тонкую свечу,

Понесу, куда ведёт дорога,

С багажом, назначенным плечу.

Шелест облетающей гордыни

Вниз, под корни, будто бы я клён,

Что с обрыва ветками слепыми

Силится ощупать небосклон:

Там, где к алтарю придёт дорога,

К образам нетраченных святынь,

Где вопросы зябнут за порогом,

А ответы – рослая полынь.

Что ж искать, что истину, что Бога —

Их не разместить душой одной,

Разве искрой, иль крупицей, слогом,

Брызгами над рухнувшей волной…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Утро будет тихим и урочным.

Бережно, как редкостный кристалл,

Подниму с листа четыре строчки,

Что в ночи мне кто-то диктовал…

Там, где ходят кони золотистые

По урезу голубых небес,

Где прибойной пеною слоистою

Облака нанизаны на лес,

Где багрянцы и пурпу́ры бесятся

В топке догорающего дня, —

Синий луг до черни выбрит месяцем,

Звёздная царапает стерня.

Где гнездовья вьют ветра и радуги,

Где живут и завтра, и вчера, —

Там начало Волге есть и Ладоге,

И туда нацелен взгляд с утра.

Где туман кромешный прячет истово

Снившийся Колумбу континент, —

Там недосягаемые пристани,

Где творца припрятан инструмент.

Поэтов производят не Союзы —

Неловкий трепет юного крыла,

Дождливый ритм на козырьке картуза

Да сердце зацепившая стрела.

В поэты производят не владыки:

Вне власти их луна, весна, века,

В размер строки вагонный лязг на стыке,

Безмолвная закатная река.

Поэтов не разводят факультеты:

Как ни шлифуй, а в туфе нет карат.

И сложенные правильно сонеты

Без милой не влекут в Эдемский сад.

Поэта пробуждает не желанье,

Не практика, не чувств веретено:

Сквозь плоть наружу режется исканье

Души, которой пусто и темно.

Поэт – не свет, не тень, не долг, не выбор:

Он – зеркало. Он – дар земли – родник.

И спать бы мог, но слог ломает дыбой.

И кто-то жжёт негаснущий ночник...

Пока ещё горит свеча,

Гоняя тени в зыбком круге.

Ночь во дворе, напившись вьюги,

На дверь кидается рыча.

Но всё ещё горит свеча,

Теряя стать в оплывшем воске.

Глядит плакат какой-то плоский

Ко мне в блокнот из-за плеча...

И всё ещё горит свеча.

Горит строка – фитиль поэта,

И, верю, вновь постигну это:

Горит пока ещё свеча...

Свечей и звёзд в безбрежье мрака