Альфред Теннисон - Волшебница Шалотт и другие стихотворения

Вся объята и тишью и мглою
Спит долина, свежа, зелена;
И на склоне холмов что-то шепчут
Листья темных деревьев, сквозь сна,
А в овраге чуть слышно журчанье
Утомленного бегом ручья…
Завтра всё оживится, и буду
Королевою Майскою я!

Как проснешься ты завтра, родная,
Разбуди меня. Солнца восход
В этот день я хотела бы встретить;
Начинается им новый год.
Новый год! Для меня уж последний!
Прежде чем он настанет опять,
Буду в темной, холодной могиле
Я, забытая всеми, лежать!

Я с лучами заката простилась;
Я смотрела, как гасли они,
Старый год за собой оставляя,
Унося мои ясные дни!
Новый год настает! Но не видеть
На лугах мне росистой травы,
Мне не видеть на яблонях цвету
И не слышать шумящей листвы.

Хорошо было в мае, родная!
Не забыла я этого дня,
Как они королевою Майской,
Всю в цветах, посадили меня.
На лужайке, под деревом майским,
Танцевали мы долго потом,
Пока месяц не всплыл, обливая
Кровли наших домов серебром.

А теперь — ни цветочка в долине!
И замерзли все окна у нас.
Если б мне хоть подснежник, родная,
Довелось увидать еще раз!
Довелось увидать, как покинет
Ледяную одежду река…
Неужель умереть мне придется,
Не дождавшись и почки цветка?

На вершинах высокого вяза
Будут гнезда вороны свивать,
И унылым пронзительным криком
Будет чибис поля оглашать.
А потом из-за моря вернутся
К нам и ласточки ранней весной;
Но я их не увижу, родная.
Мои очи засыплют землей!

Той порой, когда все еще тихо,
Когда все еще в доме молчит,
Прежде чем ты проснешься, родная,
И на ферме петух прокричит, —
Уж окно нашей церкви убого
И погост на обрыве крутом,
Где я буду лежать, озарятся
Первым розовым утра лучом.

Не видать тебе больше, родная,
Когда вновь запестреют цветы,
Как брожу по лугам и долинам
Я с утра до ночной темноты.
Не заманят к себе меня летом
Зеленеющий в поле овес,
Водяная фиалка — в болоте,
Ветви белых плакучих берез!

Пусть шиповник и жимолость будут
Над моею могилой цвести;
И, как теплое лето настанет,
Ты порой свою дочь навести.
Я тебя не забуду, родная,
И когда над моей головой
Ступишь ты по росистому дерну,
Каждый шаг буду слышать я твой.

Своенравна была я… Но знаю,
Все простит мне твоя доброта.
Поцелуй же теперь меня крепче,
Поцелуй и в чело и в уста!
О, зачем ты так плачешь, родная!
Сокрушать тебя скорбь не должна:
У тебя еще дочь остается,
Ты на свете не будешь одна.

Из могилы холодной и тесной
Стану я приходить… И хоть ты
Меня видеть не можешь, родная,
Но твои я увижу черты,
И, безмолвна сама, я услышу
Звуки милых, знакомых речей.
Знай, что дочь твоя будет с тобою
Каждый раз, как ты вспомнишь о ней.

Доброй ночи! Когда мне придется
«Доброй ночи»… сказать навсегда…
И меня унесут на кладбище, —
Не пускай нашей Эвы туда
До тех пор, пока зеленью свежей
Не оделась могила моя.
Эва — милый ребенок и лучшей
Будет дочерью, нежели я.

В кладовой — весь прибор мой садовый,
Там и заступ, и грабли лежат;
Я их Эве дарю. Мне уж больше
Не копать в цветнике своем гряд.
Под окном я гвоздику и розы
Посадила. Им нужен уход,
Так пускай же она хорошенько
Их по смерти моей бережет.

Да, еще… Ты Робину, родная,
Отнеси мой прощальный поклон.
Бог пошлет ему лучше подругу,
На меня пусть не сердится он.
Ведь останься в живых я, быть может,
За него бы я вышла… Как знать!
Все прошло! И в могиле я скоро
Буду, всеми забытая, спать!

Доброй ночи, родная! Смотри же,
Разбуди ты меня; не забудь.
Я могу после ночи бессонной
Слишком крепко под утро заснуть.
А ты знаешь, что мне бы хотелось
Увидать завтра солнца восход…
Разбуди! Ведь уж мне не дождаться,
Как наступит опять новый год!

Меня ты любил как сестру —
Тебя я сильнее любила…
И знаю — когда я умру
Ко мне ты придешь на могилу.

И может, заплачешь над ней,
И сердце мое встрепенется,
Когда из любимых очей
Слеза за слезою польется.

И если услышишь ты вдруг,
Что птичка в кустах распевает…
То знай: это Мери — мой друг —
Привет тебе с ней посылает.

Окончились тяжелый труд и муки,
Сложи, бедняк, измученные руки.
Что для тебя речей земные звуки?
Оставь другим безумье грез!
Здесь, над твоей могилою — с весною
Покрывшейся зеленою травою,
Мелькает тень от молодых берез…
Оставь другим безумье грез.

Здесь клевета настичь тебя не может,
Глубокий сон ничто не потревожит.
Червь гробовой? Но он не душу гложет:
Оставь другим безумный бред.
Здесь над твоей могилою зеленой,
С закатом дня росою окропленной,
Сменяются чудесно тень и свет.
Оставь другим безумный бред.

Там над тобой лишь крокодилов слезы
Лились ручьем, — тут жимолость и розы
Кропят росой несбывшиеся грезы;
Оставь другим безумный бред.
Шумят дожди, и с влагою весенней
Здесь аромат струится от сиреней,
Здесь горестям былого места нет.
Оставь другим безумный бред.

Не лучше ли рабочих пчел жужжанье
И нежное цветов благоуханье,
Чем клеветы пустые нареканья
И тяжкий гнет житейских бед?
Нежнее мха — не только у вельможи,
У короля едва ль найдется ложе.
Всех горестей здесь исчезает след.
Оставь другим безумный бред.

Немногие тебя судили верно.
Кто клеветал и осуждал безмерно,
А кто жалел — постыдно лицемерно;
Оставь же им безумье грез.
Окончились тяжелый труд и муки.
Сложи, бедняк, измученные руки,
Достаточно ты в жизни перенес…
Оставь другим безумье грез.

Мне кажется почти грехом
Излить в словах мою кручину:
Возможно выразить стихом
Печаль души лишь вполовину.

Когда душа поражена —
Врачует боль размер певучий,
Невольно черпает она
Забвенье в музыке созвучий.

Как плащ тяжелый в холода,
Слова — от скорби мне защита,
Но ту печаль, что в сердце скрыта —
Не передам я никогда.

Со мною будь в часы тоски,
Когда светильник догорает,
Биенье жизни замирает
И с силой кровь стучит в виски.

Со мною будь в печальный миг,
Когда в душе слабеет вера,
И жизнь — зловещая мегера,
А время — хилый гробовщик.