Альфред Теннисон - Волшебница Шалотт и другие стихотворения

Будь здесь, когда слабею духом,
И люди, мнится мне тогда,
Живут, жужжат, подобно мухам,
И умирают без следа.

Будь здесь, когда в борьбе суровой
Конец настанет для меня,
И там за гранью жизни новой,
Блеснет заря иного дня.

О слезы, слезы, чтó в вас, я не знаю,
Из глубины какой-то высшей боли
Вы к сердцу подступаете, к глазам,
Глядящим на желтеющие нивы,
На призрак дней, которых больше нет.

Вы свежи, словно первый луч, что глянул
На корабле, любимых нам вернувшем,
Вы грустны, как последний луч, вдали,
На корабле, увлекшем наше счастье,
Так грустны дни, которых больше нет.

О, странно-грустны, как в рассвете летнем
Крик сонных птиц, сквозь сон поющих песню
Для гаснущего слуха, в час, когда
Горит окно для гаснущего взора,
Так странны дни, которых больше нет.

Желанные, как сладость поцелуев,
Как сладость ласк, что мыслим мы с тоскою
На чуждых нам устах, — и как любовь,
Как первая любовь, безумны, страстны,
Смерть в жизни, дни, которых больше нет.

По обе стороны реки
Во ржи синеют васильки,
Поля безбрежно-далеки,
Ведут в зубчатый Камелот.
Мелькает тень и там, и тут,
И вдаль прохожие идут,
Глядя, как лилии цветут
Вкруг острова Шалот.

Осина тонкая дрожит,
И ветер волны сторожит,
Река от острова бежит,
Идя по склону в Камелот.
Четыре серые стены,
И башни, память старины,
Вздымаясь, видят с вышины
Волшебницу Шалот.

Седеют ивы над водой,
Проходят барки чередой,
Челнок, тропою золотой,
Скользя, промчится в Камелот.
Но с кем беседует она?
Быть может, грезит у окна?
Быть может, знает вся страна
Волшебницу Шалот?

Одни жнецы, с рассветом дня,
На поле желтом ячменя,
Внимают песне, что, звеня,
С рекой уходит в Камелот;
И жнец усталый, при луне,
Снопы вздымая к вышине,
Тихонько шепчет, как во сне:
«Волшебница Шалот!»

Пред нею ткань горит, сквозя,
Она прядет, рукой скользя,
Остановиться ей нельзя,
Чтоб глянуть вниз на Камелот.
Проклятье ждет ее тогда,
Грозит безвестная беда,
И вот она прядет всегда,
Волшебница Шалот.

Лишь видит в зеркало она
Виденья мира, тени сна,
Всегда живая пелена
Уходит быстро в Камелот.
Светло-вспененная река,
И темный образ мужика,
И цвет мелькнувшего платка
Проходят пред Шалот.

И каждый миг живет тропа,
Смеется девушек толпа,
И ослик сельского попа
Бредет в зубчатый Камелот.
Порой, в зеркальной глубине,
Проскачет рыцарь на коне,
Ее не видит он во сне,
Волшебницу Шалот.

Но все растет узор немой,
И часто, в тихий час ночной,
За колесницей гробовой
Толпа тянулась в Камелот.
Когда же, лунных снов полна,
Чета влюбленных шла, нежна,
«О, я от призраков — больна!»
Печалилась Шалот.

На выстрел лука, в стороне,
Зарделись латы, как в огне,
Скакал в доспехах, на коне,
Бесстрашный рыцарь Ланчелот.
Служил он даме-красоте,
Чье имя было на щите,
Горевшем пышно, как в мечте,
Вдали-вблизи Шалот.

Свободно бились повода,
Алмаз горел в них, как звезда,
Играла звонкая узда,
Пока он ехал в Камелот.
Блистала светлая броня,
Могучий рог висел, звеня,
И бился по бокам коня,
Вдали-вблизи Шалот.

Седло в огнях из серебра,
Герба лучистая игра,
И шлем, и яркий цвет пера,
Весь блеск уходит в Камелот.
Так бородатый метеор
Во тьме ночей плетет узор,
Как в этот миг сверкал простор
Пред стихнувшей Шалот.

Как пышен был поток лучей.
Копыта били все звончей,
Светились кудри горячей,
Пока он ехал в Камелот.
Внимала песне гладь реки,
Осин и бледных ив листки,
Внимали песне васильки,
Пел рыцарь Ланчелот.

Забыт станок, забыт узор,
В окно увидел жадный взор
Купавы, шлем, коня, простор,
Вдали зубчатый Камелот.
Порвалась ткань с игрой огня,
Разбилось зеркало, звеня,
«Беда! Проклятье ждет меня!»
Воскликнула Шалот.

Бледнели желтые леса,
В реке рыдали голоса,
Закрыла буря небеса,
Летя с востока в Камелот.
Она сошла, как в забытьи,
И начертала у струи
На светлом выступе ладьи:
Волшебница Шалот.

Шумя, туманилась волна,
И, как провидец, в блеске сна,
Взирала пристально она,
Глядя на дальний Камелот.
И день померкнул вдалеке,
Она лежала в челноке,
И волны мчали по реке
Волшебницу Шалот.

Мерцало платье белизной,
Как хлопья снега под луной,
Она плыла во тьме ночной,
И уплывала в Камелот.
И песню слышала волна,
И песня та была грустна,
В последний пела раз она,
Волшебница Шалот.

И смолк напев ее скорбей,
И вот уж кровь остыла в ней,
И вот затмился взор очей,
Глядя на сонный Камелот.
И прежде чем ладья, светла,
До дома первого дошла,
Со звуком песни умерла
Волшебница Шалот.

В виду альтанов и садов,
И древних башен, и домов,
Она, как тень, у берегов,
Плыла безмолвно в Камелот.
И вот кругом, вблизи, вдали,
Толпами граждане пришли,
И на ладье они прочли —
Волшебница Шалот.

В дворце веселый смех погас,
«О Господи, помилуй нас!»
Молились все, греха страшась,
И только рыцарь Ланчелот,
Подумав, молвил, не спеша:
«Лицом как ангел хороша,
Да успокоится душа
Волшебницы Шалот!»

«Смелей! — воскликнул он. — Вон там, в туманной дали,
Причалим мы к земле». Чуть пенилась вода.
И в сумерки они к чужой стране пристали,
Где сумеречный час как будто был всегда.
В тревожно-чутких снах дышала гладь морская,
Вздымался круг луны над сумраком долин.
И точно бледный дым, поток, с высот сбегая,
Как будто замедлял свой путь, изнемогая,
И падал по скалам, и медлил меж теснин.

О, тихий край ручьев! Как бледный дым, иные
Скользили медленно по зелени лугов,
Иные падали сквозь тени кружевные,
Роняя дремлющий и пенистый покров.
Огнистая река струила волны в море
Из глубины страны; а между облаков
Три мертвые горы в серебряном уборе
Хранили след зари, и сосны на просторе
Виденьями росли среди немых снегов.

На Западе Закат, навек завороженный,
Горя, не погасал; и сквозь провалы гор
Виднелась глубь страны, песками окаймленной,
Леса из пышных пальм сплеталися в узор
Долины и луга, в сверканьи бледной влаги,
Страна, где перемен как будто нет и нет.
И, бледнолицые, как тени древней саги,
Толпой у корабля сошлися Лотофаги,
В их взорах трепетал вечерний скорбный свет.