Редьярд Киплинг - Избранные стихи из всех книг

Головы, руки, ноги
Зароем, и пусть лежат!
Вот так мы хороним свой бывший народ…
А кто канет следующим, господа,
С вашей доброй помощью в ад?

Мир вам, мирные джентльмены, всех благ вам в конце концов!
Но бросьте ваши затеи — довольно плодить мертвецов!
Вылегли мертвые села, мертвые города…
Мир вам, мирные джентльмены, какая вам в том беда?
Заступ в землю по самый край — конец для страды людской!
Они не нашли на земле земли…
А кто еще на покой, господа,
В глубокий ров — на покой?

Мир вам, милые джентльмены, но ступайте-ка стороной!
Мы роем народу могилу с Англию величиной.
Была у него держава, и сила, и слава над ней…
Империя строилась триста лет и рухнула в триста дней!
Брызни бензином на смертный сруб —
О жизни покончен спор!
Пусть тронет тела дыханье тепла…
А кто еще на костер, господа,
На тот похоронный костер?

Мир вам, мудрые джентльмены, да будет ясен ваш день!
Пускай вам о нас не напомнят ни звук, ни след, ни тень,
Но только звук рыданий, и только пожаров след,
И только тень народа, которого больше нет!
Крошку хлеба в голодный рот
В канун больших похорон!
Пусть терпят хлеб, как терпели гнет…
А кто еще на поклон, господа,
Еще на такой поклон?

Мир вам, добрые джентльмены, и удачи во всех делах!
Какая держава так быстро превращалась в пепел и прах?
Меж севом и урожаем — все дни и часы сочтены —
Ни куска, ни крова, ни веры, ни имени, ни страны!
Накинь рядно, опускай на дно,
Заровняй могилу дерном!
Не пытай судьбу, чей народ в гробу, —
А кто еще на слом, господа,
Кто следующий — на слом?

Когда похоронный отряд уйдет
И коршуны улетят,
Приходит у мертвых взять отчет
Мудрых гиен отряд.

За что он умер и как он жил —
Это им все равно.
Добраться до мяса, костей и жил
Им надо, пока темно.

Война приготовила пир для них,
Где можно жрать без помех.
Из всех беззащитных тварей земных
Мертвец беззащитней всех.

Козел бодает, воняет тля,
Ребенок дает пинки.
Но бедный мертвый солдат короля
Не может поднять руки.

Гиены вонзают в песок клыки,
И чавкают, и рычат.
И вот уж солдатские башмаки
Навстречу луне торчат,

Вот он и вышел на свет, солдат,
Ни друзей вокруг, никого.
Одни гиеньи глаза глядят
В пустые зрачки его.

Гиены и трусов, и храбрецов
Сожрут без лишних затей,
Но они не пятнают имен мертвецов:
Это — дело людей.

Засидевшись за выпивкой в «Русалке» [120],
Он рассказывал Бену Громовержцу [121]
(Если это вино в нем говорило —
Вакху спасибо!)

И о том, как под Челси он в трактире
Настоящую встретил Клеопатру,
Опьяневшую от безумной страсти
К меднику Дику;

И о том, как, скрываясь от лесничих [122]
В темном рву, от росы насквозь промокший
Он подслушал цыганскую Джульетту,
Клявшую утро;

И о том, как малыш дрожал, не смея
Трех котят утопить, а вот сестрица,
Леди Макбет семи годков, их мрачно
Бросила в Темзу;

И о том, как в субботу приунывший
Стратфорд в Эвоне выловить пытался
Ту Офелию, что еще девчонкой
Знали повсюду,

Так Шекспир раскрывал в беседе сердце,
Обручая на столике мизинцем
Каплю с каплей вина, пока послушать
Солнце не встало.

Вместе с Лондоном он тогда, очнувшись
Вновь помчался гоняться за тенями;
А что это пустое, может, дело,
Сам понимал он.

Никогда не любил ты тех глаз голубых,
Так зачем же ты лжешь о любви к ним?
Ведь сам ты бежал от верности их,
Чтоб навсегда отвыкнуть!

Никогда ее голоса ты не любил,
Что ж ты вздрагиваешь от него?
Ты весь ее мир изгнал, отделил,
Чтоб не знать о ней ничего.

Никогда не любил ты волос ее шелк,
Задыхался и рвался прочь,
Их завеса — чтоб ты от тревог ушел —
Создавала беспечную ночь!

— Да знаю, сам знаю… Сердце разбить —
Тут мне не нужно совета.
— Так что же ты хочешь? —
А разбередить Старую рану эту!

Есть у меня шестерка слуг,
Проворных, удалых.
И все, что вижу я вокруг, —
Все знаю я от них.
Они по знаку моему
Являются в нужде.
Зовут их: Как и Почему,
Кто, Что, Когда и Где.

Я по морям и по лесам
Гоняю верных слуг.
Потом работаю я сам,
А им даю досуг.
Даю им отдых от забот —
Пускай не устают.
Они прожорливый народ —
Пускай едят и пьют.

Но у меня есть милый друг.
Особа юных лет.
Ей служат сотни тысяч слуг, —
И всем покоя нет!
Она гоняет, как собак,
В ненастье, дождь и тьму
Пять тысяч Где, семь тысяч Как,
Сто тысяч Почему!

Если в стеклах каюты
Зеленая тьма,
И брызги взлетают
До труб,
И встают поминутно
То нос, то корма,
А слуга, разливающий
Суп,
Неожиданно валится
В куб,
Если мальчик с утра
Не одет, не умыт
И мешком на полу
Его нянька лежит,
А у мамы от боли
Трещит голова
И никто не смеется,
Не пьет и не ест, —
Вот тогда вам понятно,
Что значат слова:
Сорок норд, Пятьдесят вест!

Горб
Верблюжий,
Такой неуклюжий,
Видал я в зверинце не раз.
Но горб Еще хуже,
Еще неуклюжей
Растет у меня и у вас.

У всех,
Кто слоняется праздный,
Немытый, нечесаный, грязный,
Появится
Горб,
Невиданный горб,
Косматый, кривой, безобразный.

Мы спим до полудня
И в праздник и в будни,
Проснемся и смотрим уныло,
Мяукаем, лаем,
Вставать не желаем
И злимся на губку и мыло.
Скажите, куда
Бежать от стыда,
Где прячете горб свой позорный,
Невиданный
Горб,
Неслыханный
Горб,
Косматый, мохнатый и черный?