Эдуард Лимонов - Атилло длиннозубое

Пройдем вдоль сыростей сухих,

Гидроцефальных головастиков,

Котов оскопленных, котих,

(Вот весь в шерсти, ползет он лих…)

В Подвал, весь полный жутких свастиков…

Где каждый хилый малолет

Мечтал о Дойчланд старых лет,

Штурмовиком шел драться весело,

Мечтал погибнуть Хорстом Весселем…

Баранки в лужицах мочи,

Мочой воняют кирпичи,

Но ты, подвал, с свободой дружен…

Здесь был мальчишка осупружен,

Играя с девкой во врачи…

(А девки мякоть горяча!

Играй, играй с ней во врача!)

Здесь «мама», «жопа», «Света», «.уй»,

Дыра со знаком восклицательным,

Так на колени! И целуй,

Целуй стену с лицом мечтательным!

Подвал – ты родина мальчишки,

А не отец, и мать, и книжки!

И вот, оставив мерседес,

Сюда вошел, как в дикий лес,

Мужчина в бабочке и смокинге.

И, Господи, в каком он шокинге!

И четки он перебирает,

И, улыбаясь до резцов,

Он ходит здесь, в стране мальцов,

И все вздыхает он, вздыхает…

тУРистОв

Египет. Туристы. Акула.

Туристы. Египет. Вода.

Из Красного моря надуло

Могучих акул стада.

И кушают пенсионеров,

И, кровь их всосав как компот,

Германских и русских старперов

Акула немножко жует…

Обглоданные как куры,

Беспомощные старики.

А нечего ездить здесь, старые дуры!

И старые дураки!

Как блохи скача по планете,

Губители почвы и вод.

Спасибо акулам на свете.

Туристам, ну что ж, не везет…

О, желтая зима, как слезы мавра,

Катящиеся вдоль московских щек!

Арап со скальпом, резаным из лавра,

Приди, о Пушкин, и уйди еще!

На мглистую табачную сонливость

Его горячих абиссинских глаз,

Наташи, белой, молодая живость,

Привыкла отвечать не два, не раз…

.................................................................

Все остальное, в дебрях Интернета,

Под рубрикой «межрасовый порно»

Узнать об отношениях поэта

Легко, и даже может быть смешно…

Я блаженно поскучаю

В этот день с самим собой.

У окна я помечтаю,

Глядя в город ледяной.

Повздыхаю о мадоннах,

Шлюх знакомых вспомяну,

Что в страстях я многотонных

Ужасающе тону,

Я признаю и вздохну…

Вспомню позы, вспомню складки

Увлекающих одежд,

Неустанных шлюх повадки,

Сиськи девочек-невежд,

Простофиль в любви науке.

Был забавно неуклюж,

Начинающие суки,

Ваш дебют. А ныне муж

Тискает в чаду квартиры

Ваши сиськи, ваши дыры,

Неумелый, как студент…

И недолог инцидент…

Я блаженно проскучаю

Целый день с самим собой.

Имена повспоминаю,

Покачаю головой…

Все в этой жизни парадокс

Отец с конвоями в Сибири…

Бродвейский лоск,

Нью-йоркский кокс,

Гантели, автоматы, гири.

Парижа пузырьки со дна,

Зеленой Сеной ошампанен…

Балканы. Сербия. Война,

Где пулеметами изранен….

Лежал воинственен и дик

Сараева разбитый остов.

Из ран сочащихся гвоздик

Нам было сосчитать непросто…

Стояли миноносцы тесно

На рейде (Аден? Джибути?),

Где два матроса неизвестных

Нам удивились по пути…

Красотки черные, щеками

Пылали алыми как мак,

И кок с льняными волосами

Рубил на палубе форшмак.

В иллюминатор толстым слоем

Впивался солнца жирный блин.

И неудачно, геморроем,

Был болен доктор Сухомлин…

Красотка, бледная шпионка,

И мальчик, молодой шпион,

В каюте, что за стенкой тонкой,

Совместный издавали стон…

И Морзе стук в радиорубке,

И Джеймса Бонда каблуки,

Носили дамы мини-юбки,

А сэры – длинные носки.

Тогда подтяжки облегали

У Бонда долговязый спин,

И «Астон-Мартины» шуршали…

(Не Лады желтые Калин)…

Красотка, бледная шпионка,

Стоит на палубе одна.

И вот теперь болит печенка

У доктора Сухомлина…

На рейде багровеют флаги

Советских, вражеских судов.

У Бонда, жирного бродяги,

Ни бороды нет, ни усов…

Холодные монастыри

И тюрьмы ледяные.

Смотри, смотри, смотри,

Что у тебя внутри,

И совершай гримасы злые.

Ты – заключенный number one,

В углу лежащий на матрасах.

Читаешь Золотой Коран

При мытарях и лоботрясах,

А конвоиры – в серых рясах…

Ты – заостренное бревно,

По рукоять в Россию вбитый

И никогда ей не забытый,

Ты будешь, парень, все равно.

Пусть холодно здесь и темно…

Там далеко, на пламенном Востоке,

Где слитки золота мясисты и глубоки,

Среди цветов и розовых собак,

Образовался зыбкий Мангышлак…

В клубах волнообразного гашиша

Вот минарет – лазоревая крыша.

На чайнике веков, на темени Аллаха,

Кипит Восток, и набекрень папаха…

О, как пустынны наши скверы!

В них эха нет, сколь не кричи.

Фонтаны брызжут, светло-серы,

И бьют холодные ключи,

Да электронные пантеры

Безмолвно прыгают в ночи.

В садово-парковых ансамблях

Живет, свирепствуя, душа

Хачатуряна, «Танец с саблей»

Там исполняют не спеша.

Поскольку это быстрый танец,

Ты понимаешь, иностранец,

Взялся чужое исполнять

Не до\'лжно «немцам» доверять…

Видны в деревьях джентльмены,

Под ручки водят квелых дам.

Прибыв с окраин Ойкумены,

Здесь каждый – Воин и Адам.

В великой тьме тригонометрий

Светится сад, светится сквер.

И на трапециях, при ветре,

Глаза светятся у пантер…

Столь отвратительный пейзаж,

В so called Родине-России,

Мне должно вытерпеть. Осилю?

А что ты, Родина, мне дашь

За изнурительный пейзаж?..

Сооруди мне, мамка, винегрет,

Да положи мне парочку котлет,

Пойду я, Эдик, солнышком палимый,

В мой цех литья, которого уж нет.

Пусть надо мной порхают херувимы.

На тот завод, который весь ушел

Сплошным массивом в прошлое густое,

Я пошагаю как усталый вол,

Вспахавший поле твердое и злое…