Бахыт Кенжеев - Послания

плывут бутылка и котомка
из распростёртого окна
опять замедленная съёмка
и камню падать допоздна
и вены времени вскрывая
в каком-то невозможном сне
плывёт дорожка звуковая
вдогонку световой волне

До горизонта поля полыни
до горизонта поля полыни
а за полынью поля сирени
а за сиренью поля беглеца
до самой смерти попытка жизни
до самой смерти возможность жизни
до самой жизни возможность смерти
и так без конца без конца

Я сам не знаю чего мы ищем
паря меж церковью и кладбищем
чего мы ищем о чём мы помним
когда плывём в небосвод ночной
в полях пшеницы в полях сирени
убегают в прошлое наши тени
ускользают в прошлое наши тени
надеждой мучаясь и виной

До горизонта вместе с грозою
сизые ночи гневные зори
вплоть до подземного дома грома
до расставанья а дальше врозь
дальше на выбор – свист соловьиный
шелест совиный явка с повинной
в полях несжатых дорога к дому
покуда сердце не сорвалось

А с двух сторон с двух сторон пригорка
снежная оземь легла скатёрка
где полыхали поля полыни
полынья протяжная глубока
заснежено сердце а в небе ночами
не замерзает речка печали —
не замерзает эта река

Открыть глаза – и с неба огневого
ударит в землю звёздная струя.
Ещё темно, а сон пылает снова,
и я тебе не брат и не судья.
Трещит свеча. Летучий сумрак светел,
вбегай в него тропинкою любой.
Я засыпал, но там тебя не встретил.
Когда умрёшь, возьми меня с собой.
И тень моя, как газовое пламя,
оставит охладевшее жильё,
чтобы унять бесплодными губами
горящее дыхание твоё.

Не призрак, нет, скорее пробуждение.
Кружится яблоко на блюдце золотом.
Что обещать на счастье в день рождения,
чтобы обиды не было потом?
Ещё озимые не вышли из-под снега,
лежит колодец в чёрном серебре,
и злое сердце в поисках побега
колючей льдинкой плещется в ведре.
И грустный голос женщины влюблённой,
в котором явь и кареглазый свет,
своей прозрачностью и ночью опалённой
перебивает пение планет.

хороша и легка и нелепа
в золотистом чернильном тепле
хороши обнажённые липы
и сухая полынь на столе
хороша твоя мглистая книга
отчего мы стоим у окна
в нетерпении первого снега
суматошного белого сна

расскажи мне какая тревога
на твоих пересохших губах
приложить ли вечернего снега
утолить твою радость и страх
или может быть выпить немного
благо есть ещё водка и дом
чтобы спеть накануне побега
о дороге под зимним дождём

жизнь торопится жить торопливо
обгоняя ночной снегопад
и звенеть как его переливы
у церквей и садовых оград
словно снежное женское пение
проливается издалека
но у музыки нет нетерпения
а у осени нет языка

улыбнись мне одними глазами
будто ветер по снегу пройди
не хочу не хочу предсказаний
пусть играет метель впереди
пусть цикуты пахучей и медленной
я по доброй воле не пью
дай мне музыки терпкой и ветреной
на погибель твою и мою

неизбежность неизбежна
в электрической ночи
утомившись пляской снежной
засыпают москвичи

кто-то плачет спозаранку
кто-то жалуясь сквозь сон
вавилонскую стремянку
переносит на балкон

хочешь водки самодельной
хочешь денег на такси
хочешь песни колыбельной
только воли не проси

воля смертному помеха
унизительная кладь
у неё одна утеха
исцелять и убивать

лучше петь расправив руки
и в рассветный долгий час
превращаться в крылья вьюги
утешающие нас

В краях, где яблоко с лотка
бежит по улочке наклонной,
где тополь смотрит свысока
и ангел дремлет за колонной
облезлой церкви, в тех краях
где с воробьем у изголовья
я засыпал, и вечер пах
дождём и первою любовью,

в тех, повторю, краях, где я
жил через двор от патриарха
всея Руси, где ночь моя
вбегала в сумрачную арку
и обнимала сонный двор,
сиренью вспаивая воздух,
чтоб после – выстрелить в упор
огромным небом в крупных звёздах,

давай, любимая, пройдём
по этой улице, по этим
дворам, где детство под дождём
по лужам шлёпало, просветим
пласты асфальта, как рентген
живое тело, ясным взглядом —
чугунный дом стоит взамен
истлевшего, но церковь рядом

не исчезает, и зима
сияющая входит в силу —
здесь триста лет назад чума
гуляла, и кладбище было,
а двадцать лет тому назад,
один, без дочери и сына,
здесь жил старик, державший сад —
две яблони да куст жасмина…

в россии грустная погода
под вечер дождь наутро лёд
потом предчувствие распада
и страха медленный полёт
струится музыка некстати
стареют парки детвора
играет в прошлое в квадрате
полузабытого двора

а рядом взрослые большие
они стоят навеселе
они давно уже решили
истлеть в коричневой земле
несутся листья издалёка
им тоже страшно одиноко
кружить в сухую пустоту
неслышно тлея на лету

беги из пасмурного плена
светолюбивая сестра
беги не гибни постепенно
в дыму осеннего костра
давно ли было полнолуние
давно ль с ума сходили мы
в россии грустной накануне
прощальной тягостной зимы

она любила нас когда-то
не размыкая снежных век
но если в чём и виновата
то не признается вовек
лишь наяву и в смертном поле
и бездны мрачной на краю
она играет поневоле
пустую песенку свою

ах город мой город прогнили твои купола
коробятся площади потом пропахли вокзалы
довольно довольно навозного злого тепла
я тоже старею и чувствую времени мало

тряхну стариною вскочу в отходящий вагон
плацкартная сутолка третий прогон без билета
уткнулся в окошко попутчик нахмуренный он
без цели особенной тоже несётся по свету

ну что ты бормочешь о связи времён и людей
имперская спесь не броня а солёная корка
мы столько кривились в мальчишеской линзе дождей
что смерть на миру постепенно вошла в поговорку

а рядом просторы и вспухшие реки темны
луга и погосты написаны щедрою кистью
и яблоки зреют и Господу мы не нужны
и дуб великан обмывает корявые листья