Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Такая мысль — червонец полновесный;
Истратишь ли, иль дашь взаймы, иль спрячешь —
А всё добро и выгода прямая.
Мне кажется, что с мудростью такой
Вы путь прямой наверное найдете…
А женщина — что мягкая перчатка:
Умей надеть, и вмиг обтянет гладко
И примет форму нужную руки, —
Так говорят в Севилье старики.
Да, да, мой сын, я в вас вполне уверен;
Почаще лишь молитесь да поститесь,
Да Божий дом усердно посещайте.
Но мне пора в трапезную. Прощайте.

Мой господин, преславный дон Жуан.
Не обессудьте верного слугу;
Я кое в чем, быть может, и виновен,
Но каждый день за вашу честь молюсь
И — видит Бог — на свечи не скуплюсь.
Покойтесь же без ропота в гробнице,
Не омрачайте гневом сна живых,
И пусть земля вам будет легким пухом.

Вы снова здесь? Я вам не помешаю
Своею скорбью?

Вы ли, донна Анна,
Сомненьями терзаете мне сердце?
Вы, что его последнее дыханье
Так бережно и свято сохранили
И чьей любви я был свидетель скромный…

Ах, Лепорелло, не напоминайте
Мне о счастливых, о минувших днях.
С тех пор, как он навеки завернулся
В свой черный плащ и руки сжал крестом —
Одна печаль душе моей близка.
И в сновиденьях радости бегу я.
Что делать мне с веселыми мечтами?
Немой тоске навек обречена,
Вдова вдвойне — один лишь жребий знаю:
Не жалуюсь, молчу и умираю.

О, как печаль такая мне понятна!
Недаром вам он сердце завещал
И после смерти верен оставался.
Поверите ль? Тогда, в тот страшный час,
Когда его, своим плащом укутав,
Я, плача, нес на темный перекресток,
Чтоб вашу честь спасти от подозрений, —
Мне кажется, шептал он ваше имя.
Быть может, то был бред воображенья,
Но мне почудился знакомый голос.
Он говорил: «запомни, Лепорелло,
Я на тебя оставил донну Анну,
Клянись ее до гроба защищать»…
Сударыня, и я ему поклялся…

Мой добрый друг, хранитель вдовьей скорби,
Я вашу верность в сердце оценила
И не стыжусь пред вами даже плакать…

О, ангельские слезы, донна Анна!
Когда б я смел служить вам до могилы!

Молчите, друг… Не здесь, не в этом храме…

Последний луч на башне городской
Как погребальный факел пламенеет
И вот — погас. Спешит за горы солнце,
В садах, где шелестит нагретый воздух,
На слабый шум ленивого фонтана
Приходит ночь под вдовьим покрывалом
Вздохнуть прохладой. В синей тишине
Звучит гитары лепет приглушенный.
В пустынной улочке влюбленный вор
Иль каверзный студент в дырявой шляпе
Нырнул в окно, распахнутое настежь,
Как око вечности — Прощай, мой друг!
И ты прощай, пустой сосуд, что мною
Наполнен был и пересох до дна.
Всё кончено. Рассыпься, донна Анна!

Прошу прощенья. В неурочный час
Я прихожу, но важная причина
Меня принудила к тому.

Пустое, —
Все знают, ночь придумал часовщик,
Но подмастерье переставил стрелки.
Не спится мне. Присядьте. Снег и блеск
В мой кабинет бессонницу загнали.
Вы в экипаже?

Нет, пешком.

Вот славно, —
Я думаю, Нева до дна промерзла.

Над Петербургом белый пар и мгла,
Чугунные решетки расцвели
Сверкающими розами. Мосты
Звенят под каблуком, как струны. Скрип,
Безлюдье, тишь. И только у Сената,
На площади пустынной так же скачет
Ваш бронзовый гигант с лицом суровым.

Вы любите наш благородный город?

О, да. Когда-то, помню, он возник
Как каменный цветок среди болот,
Потом расширился и вырос. Лес
Колонн гранитных, исполинских шпилей,
Ширь набережных, стройный бег проспектов, —
Он повзрослел, наш городок болотный.

Вы помните его другим?

Я стар,
Как этот плащ.

Забавное сравненье, —
Оно мне нравится. И я люблю,
К тому же, мод старинных отпечаток.
Вот, например, хотя бы эта шляпа,
Она к лицу вам. Рыжие поля
Еще хранят неуловимый запах
Романтики немецкой. Горный воздух
На щеки лег загаром полнокровным
И каплями росы. Шальной студент
Кочует по дорогам Гейдельбергским
И проповедует пивной поход.
Пронизанный цветочной пылью ветер
Не торопясь вращает флюгера
Над готикой правительственных зданий,
Где спит в подвалах рейнское вино.
Счастливый мир устойчивых событий,
Стремительный полет воздушных стрел,
Гармония надежных перекрытий,
Высоких истин и полезных дел.
А мы глядим влюбленными глазами
В большое небо северных пустынь,
Как будто ищем в нем воспоминаний
Иль в тайные пророчества глядим.
Мне грустно думать, что наступит день,
Когда я этих улиц не увижу,
Не растянусь под темными дубами
Лужаек царскосельских — Летний вечер
Над озером, бывало, шелестел
Прозрачной веткой — Дельвиг благосклонный
Читал мои стихи — А ныне в гости
Ко мне всё чаще забредает старость,
Болтливая предвестница молчанья —
Ну вот, извольте, — я договорился,
И неспроста. Мне в третий раз приснился
Сегодня Ленский, мой поэт убитый,
Давным-давно читателем забытый.
Небось, вам скучно стало за двоих —
Итак, давайте править корректуру, —
Там Бенкендорф нашел какой-то стих,
Царапнувший высокую цензуру.
Приказ: убрать. Не мудрствовать. Закон
Повыше разных штатских поучений.
У нас и смерть приходит на поклон
К чиновникам особых поручений —
Так повелось, и музыка всё та же, —
Священных рощ певучие стволы,
Кастальский ключ, Зевесовы орлы, —
Все под опеку полицейской стражи!
Такой концерт —

Ужасный диссонанс!
Так резать ухо может только гений.
Но, впрочем, в это столкновенье звуков
Вошла одна пронзительная нота,
До странности знакомая. Позвольте,
Я повторю ее. Один лишь звук, —
Прислушайтесь. Не правда ль? Вот он дрогнул,
Пропел, вибрируя, затих и умер.
Но слушайте. Сожмите крепче веки
И слушайте. Ага, он возвратился,
За ним другой. Виолончель и флейта,
Теперь орган. Пылающие звезды
Вздымаются в эфире возмущенном,
Здесь голос бурь и эхо без конца,
Глубокий трепет скрипки совершенной,
И, может быть, планеты — лишь сердца,
Запевшие симфонию вселенной.
Молчанья нет. Есть пауза смычка,
Ритмическое замедленье звука,
Немой порыв божественного Глюка
Иль Моцарта уставшая рука.