Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Хотя в начале 1920-х годов Корвин-Пиотровский занимал «сменовеховскую» позицию, одно время у него, по утверждению Офросимова, «были планы героической поэмы о Колчаке и нечто вроде плача Иова Многострадального — поэмы о Николае Втором» * * Офросимов, 257–258. . Он также писал прозу, которая, согласно тому же Офросимову, давалась ему с трудом и не была им особенно любима * * Ibid., 256. . В целом она уступает его стихам, хотя в ранний берлинский период Корвин-Пиотровского — вместе с Сергеем Горным, Амфитеатровым-Кадашевым и Лукашем — определяли как прозаика (в противовес Набокову, который считался по преимуществу поэтом) * * Глеб Струве, «Памяти В. Л. Корвин-Пиотровского», Поздний гость, II, 242. . Проза, в отличие от поэзии, обычно рассматривалась им как несерьезное занятие заработка ради. В 1922 году вышел сборник его рассказов «Примеры господина аббата», который современники сочли фривольным * * Ср. ibid. , и, возможно, не обнаруженная до сих пор книга прозы «Крик из ночи». В журнале «Веретеныш» (1922) печатался сатирический роман «Заграничные приключения Ивана Сидоровича Башмачкина», который должны были писать четырнадцать авторов (Корвин-Пиотровскому досталась вторая глава), но это сочинение осталось незавершенным * * В первом номере «Веретеныша» есть шарж на Пиотровского, сделанный С. А. Залшупиным. . По-своему любопытен фантастический роман «Атлантида под водой» (1928), который Корвин-Пиотровский написал вдвоем с Овадием Савичем. Это остросюжетное произведение в духе «Аэлиты» Алексея Толстого (1922), но несравненно более ироническое, подчеркивающее условность повествования. По основному мотиву оно сходно с известной повестью Артура Конан-Дойля «Маракотова бездна», которая, однако, была опубликована только в 1929 году. Атлантида, согласно роману, сохранилась на дне океана под огромным искусственным куполом: туда попадают несколько землян, корабль которых в начале Первой мировой войны подорвался на мине. В Атлантиде они находят общество, управляемое тиранической кастой инженеров-священников. Не без помощи землян происходит революция, которая терпит поражение, но землянам удается вернуться в обычный мир. В романе заметно воздействие Свифта — в сюжете дана прямая ссылка на «Путешествия Гулливера»; многочисленны «свифтианские» сатирические ходы (церковь в Атлантиде обладает монополией на презервативы, общественное равновесие поддерживается тем, что властителей время от времени подвергают ритуальной порке). Ранее, чем в эмиграции, а именно в 1927 году, роман под видом перевода с французского был издан в СССР: как автор был указан некто Ренэ Каду, а Савич и Пиотровский — как переводчики * * В АКП (Box 2, Folder 44) хранится письмо Корвин-Пиотровского к Савичу (2 июля 1927), касающееся получения гонорара из СССР с помощью В. Лидина и Н. Тихонова. . По странному совпадению, французский поэт с таким именем действительно существовал (Ренэ Ги Каду, 1921–1951), но в момент написания романа ему было всего шесть лет. В последнее время роман был дважды переиздан в России (1991 и 1992) * * См. Энциклопедия фантастики: Кто есть кто, под ред. Вл. Гакова (Минск: Галаксиас, 1995), 260–261. .

Особенно важным для Корвин-Пиотровского было участие в берлинском Клубе поэтов (1928–1933), основанном Михаилом Горлиным * * Об этом литературном объединении см.: Е. Каннак, «Берлинский кружок поэтов (1928–1933)», Русская мысль, 25 марта 1971, «Берлинский “Кружок поэтов”» (1928–33)», Русский альманах, 1981, 363–366; Burchard, op. cit., 239–283; Thomas Urban, Russische Schriftsteller im Berlin der zwanziger Jahre (Berlin: Nicolai, 2003), 212–225. . Членами этого клуба были Ассад-бей, Раиса Блох, Офросимов, София Прегель и многие другие; в нем бывал Борис Вильде, приехавший в Берлин из Тарту (позднее герой французского Сопротивления), с клубом связана была и Лидия Пастернак, сестра поэта. В объединение входил Набоков, тогда еще выступавший как Сирин * * Согласно биографу, который ссылается на письмо Набокова к матери, Набоков впервые встретил Корвин-Пиотровского в Клубе поэтов в 1928 году после пятилетнего перерыва. Вначале он относился к нему с недоверием, памятуя о его «сменовеховском» прошлом, но вскоре оба писателя сблизились. См. Brian Boyd, Vladimir Nabokov: The Russian Years (Princeton, N. J.: Princeton University Press,1990), 277–278, 564. . Вместе с ним Корвин-Пиотровский почитался в клубе лидером — только его Сирин принимал как равного * * Каннак, «Берлинский кружок…», Русская мысль, 25 марта 1971; Верность, 216, 244; Field, Nabokov: His Life in Part, 166; VN: The Life and Art of Vladimir Nabokov, 137–138. . Видимо, здесь сыграл роль не только талант Корвин-Пиотровского, но и свойства его характера: «…он был на редкость верным товарищем, и это чувство товарищества, понятия уже почти исчезнувшего из нашего обихода, никогда его не покидало» * * Бахрах, 161. .

В архиве поэта сохранился рукописный журнал клуба, в который входят протоколы (писанные Горлиным), письма, стихи, рисунки и т. д. * * АКП (Box 6, Folder 113). Материалы этого журнала дают представление о непринужденной атмосфере, царившей в кружке. Приведем оттуда некоторые выдержки. В протоколе восьмого заседания (15 мая 1928) находим:

Поэт Рабинович прочел перевод из Фауста (Пролог в театре, Сцена самоубийства). Перевод вызвал оживленные прения. Поэт Пиотровский выставил тезис: «Либо Гёте плох, тогда перевод хорош. Либо Гёте хорош, тогда перевод плох». Сам он считает второе свое предложение более вероятным, однако настаивать на этом не осмеливается ввиду «недостаточного знания немецкого языка». Поэт Сирин поддерживает поэта Пиотровского и также признается в своем незнании немецкого языка. Ввиду того, что оба вышеупомянутых поэта о своем незнании немецкого языка говорили не с пристойной стыдливой самоуничтоженностью, а с некаким [sic!] горделивым высокомерием, постановлено было дать им титул поэтов мракобесов. […]

После оффициальной [sic!] программы немало всех обрадовал поэт Пиотровский острой и глубокой поэмой-экспромтом на немецком языке о пользе «Веронала», после чтения которой, ввиду заслуг перед немецкой литературой, лишен был оный поэт Пиотровский звания мракобеса, оставшегося таким образом лишь за п[оэтом] Сириным.

Решено было торжественным пиршеством отпраздновать следующее девятое заседание. Поэтам Офросимову и Пиотровскому поручена закупка вина, прозопоэтессе Залькинд заготовление бутербродов.

На одиннадцатом заседании (25 июня того же года) стихотворение Ю. Джанумова привело «к сложному, глубокому и не весьма для других вразумительному спору п. Пиотровского и п. Рабиновича о ясности в искусстве». На двенадцатом заседании (9 июля) было предложено устроить «шествие на слонах и верблюдах по Курфюрстендамму, провозглашение здравия всем членам клуба поэтов на Wittenbergplatz в присуствии президента Гинденбурга, министра народного просвещения Беккера, Юзи Левина и других именитых личностей». Здесь же намечены будущие праздники клуба — день его основания, день лицейской годовщины, а также 28 июля (15 июля по старому стилю) — «день тезоименитства обоих метров [sic!], Владимира Пиотровского и Владимира Сирина». «Политическая программа клуба поэтов определяется единственно отношением его к магарадже Бенаресскому. Отношение это отрицательное». В журнале можно найти «Клубную азбуку»: