Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

В это время Корвин-Пиотровский принимал участие в неформальных парижских литературных кружках. По субботам он посещал квартиру Сергея Рафальского, где собирались Гингер, Присманова, Шаршун, Кирилл Померанцев и другие * * Герра, 143–144. . В первой половине 1950-х годов на собраниях в квартире Анны Элькан, где жил Сергей Маковский, поэт встречался с Адамовичем, Ивановым, Одоевцевой, теми же Гингером и Присмановой * * Кирилл Померанцев, Сквозь смерть: Воспоминания (London: Overseas Publications Interchange Ltd., 1986), 86. Ср. Русское зарубежье…, т. I (5), 374. . Участие его в литературных вечерах, чтения и выступления в Париже — как индивидуальные, так и с другими авторами — отмечены с 16 декабря 1944 года по 9 февраля 1960 года * * Русское зарубежье…, т. I (5), 66, 152–153, 187, 194, 229, 269, 278, 283, 382, 420, 522; т. II (6), 381, 394. . С 1945 до 1950 года он нередко печатался в журнале «Новоселье», основанном в Нью-Йорке и позднее перенесенном в Париж; был включен также в несколько антологий и коллективных изданий — «Встреча» (1945), «Русский сборник» (1946), «Эстафета» (1948), «На Западе» (1953), «Муза Диаспоры» (1960). В 1950 году опубликовал сборник лирики «Воздушный змей» (куда вошли и тюремные стихи), в 1960 году — книгу «Поражение», состоящую из четырех поэм и небольшого числа стихотворений. Обе книги подтвердили его поэтическую репутацию * * О «Воздушном змее» писали Н. Андреев (П. Тверской, «Полет по “ломаной кривой”», Грани, 12 (1951), 168–169, перепеч.: Поздний гость, II, 221–222); Ю. Иваск, «Воздушный змей», Новый журнал, 25 (1951), 303. См. еще К. Вильчковский, «Литературные заметки о поэзии В. Корвин-Пиотровского», Возрождение, 53 (1956), 129–135, перепеч.: Поздний гость, II, 223–231. О «Поражении» писали Г. Адамович, «Стихи Вл. Корвин-Пиотровского», Новое русское слово, 10 апреля 1960, перепеч.: Поздний гость, II, 218–220; Ю. Офросимов, «Против течения», Новый журнал, 61 (1960), 154–159. .

Парижские стихи Корвин-Пиотровского написаны в метафизическом ключе, по-прежнему ориентируются на Пушкина, но также и на философских поэтов ХIX века — Баратынского, Тютчева. В них ощутима и лермонтовская традиция: так, во многих стихотворениях («На дымный луг, на дол холмистый…», «Терзаемый недугом грозным…», «Я освещен закатом бурным…» и др.) использованы мотивы «Демона». Нигилизм, опустошенность, отрешенность от мира выражены особенно в ранних стихах этого периода («Непрочное апрельское тепло…» и др.). Парижские пейзажи отмечены эмигрантской тоской по России («Дырявый зонт перекосился ниже…»). С Ходасевичем Корвин-Пиотровского связывает интерес к острым стыкам «низкого» быта и вечности, вторжениям чуда — или небытия — в каждодневный мир («Бредет прохожий, спотыкаясь…», «Очки», «Фрегат», «Сквозняк»). В центре тюремных стихотворений («За дверью голос дребезжит…», «Нас трое в камере одной…») — столкновение неволи и внутренней свободы, приобретающей трансцендентное измерение. Репертуар тем и топосов поэта невелик, часта традиционная символика двумирности (полет ангела, воздушного шара, бабочка, зеркало, дым, туман). Отмечалось также метрическое однообразие Корвин-Пиотровского * * См., напр., Бахрах, 163. . После раннего периода, закончившегося в 1923 году, он отдавал явное предпочтение четырехстопному ямбу * * Ср. в этой связи известные стихи Ходасевича «Не ямбом ли четырехстопным…». . Из 197 стихотворений, включенных в первый том сборника «Поздний гость», только 40 используют иные размеры (обычно хорей и амфибрахий); четырехстопным ямбом написаны и все четыре поэмы * * См. G. S. Smith, „Stanza Rhythm in the Iambic Tetrameter of Three Modern Russian Poets,” International Journal of Slavic Linguistics and Poetics 24 (1981), 135–152. . Однако эта монотонность искупается разнообразием ритмических форм, умелой звукописью. Рифмовка Корвин-Пиотровского обычно проста, он отнюдь не избегает грамматических рифм. С годами в его поэзии нарастает странность и загадочность, появляются почти сюрреалистические образы, причудливые искажения перспективы, смысловые и/или грамматические сдвиги, многочисленные эллипсисы, иногда оттенок пародийности («Чиновник на казенном стуле…»). Не вошедшее в «Поздний гость» стихотворение «Астронавт», развивающее тему смертной космической пустоты, пожалуй, предсказывает Бродского. Всё чаще литературные отсылки, особенно к Шекспиру («Леди Макбет в темной ложе», «Офелия» и др.).

Следует заметить, что поэт был взыскателен к себе: в его архиве сохранилось много стихов, не включенных в сборники (кстати, в них он сплошь и рядом употребляет иные размеры, чем четырехстопный ямб, вплоть до свободного стиха). Стихотворения часто перерабатывались, имея по несколько вариантов.

Критики отмечали тяготение Корвин-Пиотровского к большим формам, нечастое у эмигрантских поэтов * * Ср. Вильчковский, op. cit., 226. . Некоторые (например, Ю. Иваск) говорили, что ему больше всего удавались поэмы * * Юрий Иваск, «Поэзия 'старой' эмиграции», Русская литература в эмиграции: Сборник статей под ред. Н. П. Полторацкого (Питтсбург: Отдел славянских языков и литератур Питтсбургского университета, 1972), 61. . Они посвящены детству в Белой Церкви («Золотой песок»), военным и эмигрантским воспоминаниям («Поражение», «Ночная прогулка»), истории еврейского мальчика, который предстает как бы двойником автора («Возвращение»). Все эти произведения отличаются легкостью и непринужденностью интонаций (автор часто вводит отступления, использует переносы, скобки и т. п.), а также некоторой смутностью и невнятностью сюжета, как бы случайностью образов, не только отсылая к пушкинской традиции, но и напоминая, скажем, поэмы Кузмина из его книги «Форель разбивает лед» * * В АКП сохранились также произведения «легкого жанра» — эпиграммы, наброски шуточной пьесы. . Поэт продолжал печатать и прозу — рассказы, которые часто развивали мотивы, сходные с мотивами стихов и поэм (детство, война, впечатления искусства) * * В письме к Роману Гулю от 22 апреля 1954 упоминается и о замысле романа (Roman Gul’ papers, Box 8, Folder 170). .

С 1953 года Корвин-Пиотровский был постоянным сотрудником «Нового журнала». Примерно с этого времени он стал планировать переезд в Америку, хотя старый приятель Роман Гуль предупреждал его о сопряженных с этим политических сложностях («Твое послевоенное “совпатриотство”, участие в газете этой гнусной — вероятно, вам всем очень повредило в смысле возможности переезда сюда. Ибо, как всегда в таких случаях, — из мухи часто делают слона и к[акие]-н[ибудь] русские настрочат на тебя такие доносищи — что надо годами разматывать будет всю эту беллетристику» * * Письмо от 14 августа 1955 (АКП, box 8, folder 39). ). В начале 1961 года (видимо, в феврале) поэт с семьей всё же переселился в США, куда еще в 1938 году переехали из Берлина родственники Нины Алексеевны (сестра Люси Росс и ее муж). Здесь он принял американское гражданство. Семья жила на французские сбережения, с 1963 года родителям помогал и Андрей (ставший профессором математики Андрэ де Корвином). Жили в Сан-Хосе, позднее в Лос-Анджелесе. «Я — вне быта!» — писал Корвин-Пиотровский Офросимову * * Офросимов, 249. . У него появились новые друзья, в том числе известный славист, выходец из СССР Владимир Марков.