Александр Дольский - Анна. Роман в стихах

о том, что мы отстали уж давно,

и их дерьмо у нас на грани чуда,

о мыльных сериалах, о ментах,

о новых русских в королевских интерьерах,

о речи примитивной, о манерах

плебейских звёзд, об их крутых понтах.

Но это было только мимоходом.

Одна печаль во всём нас угнетала,

что мастеров сегодня очень мало,

и мода на бездарных и уродов.

Не утверждали мы, что прав всегда народ.

Подчас ничтожествам он предпочтенье отдаёт.

11

Мой друг всецело занят был искусством,

хотя ярем для заработка брал не раз.

В церквах и офисах расписывал заказ

дотошно, аккуратно и со вкусом.

Он у заказчиков на высшем был счету,

хотя посредники платили очень мало.

Но это, кажется, его не занимало.

Я уважаю эту редкую черту.

Но сердцем жил он нелегко и странно.

Внимательный читатель, помнишь тот портрет

в Нью-Йорке? Это был предмет

его мечтаний. И звали её Анна.

Случилось это год тому назад.

Он выполнял заказ. Писал портрет её отца банкира.

Ему претили и шикарная квартира,

и гарнитур a la Ludovik, и высокомерный взгляд,

и речь Сергея с мариупольским акцентом,

что было свойственно в цека интеллигентам.

12

На третий день работы ясно мастерство,

поскольку выписаны многие детали.

Вдруг в комнату, как бабочка, влетает

со смехом неземное существо.

Андрей не понял, но остановился.

Забыл про холст и перевёл глаза

на девушку. Подумал -- "Как лоза...

Нет, пошлое сравненье". Вдруг засуетился.

Сказал -- "Сегодня хватит. Мне пора".

И стал тотчас же кисти мыть в пинене.

Хозяин возразил -- "Мне кажется, вчера,

уж я ушёл, а вы работали по полной смене.

Я очень занят. И у вас работа --

нарисовать похоже мой портрет.

Других задач у вас сегодня нет.

Да разве может вас ещё тревожить что-то?"

Тут юный голос произнёс -- "Увы, отец,

ты так невежлив. А художник -- молодец.

13

Как живо всё -- и волосы, и щёки,

и крупный нос, и твой тяжёлый взгляд.

У Мыльникова брали вы уроки,

и Академию закончили всего лишь год назад".

Художник поражён -- вот шустрая девица.

О нём рассказывает, видя первый раз.

Она уж не могла остановиться

и говорила, не сводя с него блестящих глаз,

"Андрей Андреич тоже мне знаком.

На третьем курсе у него моя подруга.

Студенты вас считают чудаком,

рабом искусства, не имеющим досуга.

А ваши странные наряды, гордый вид,

отсутствие друзей, подруг и близких

о вас не очень лестно говорит.

Но это мненье их. Так думать -- очень низко.

Я видела работы ваши. И не раз.

И очень высоко я ставлю вас".

14

Сергей Иваныч обомлел от этого потока,

потом опомнился, вздохнул весьма глубоко,

сказал -- "Ну ладно". И, поняв, что лишний,

не торопясь и очень важно вышел.

"Ну что ж, представлюсь. Я -- Андрей Северин.

Врагам я рад, друзьям неверен.

Пишу всегда людей несимпатичных.

Чем хуже человек, тем платит он приличней".

"Я Анна. О себе вы лжете.

Я знаю, тот, кто предан так работе,

кто так красив и благороден,

тот верен слову, честен и свободен".

Северин понял со стыдом -- проиграно сраженье

его гордыни и её открытости, тепла.

Затем беседа изменилась, гармонично потекла.

Он вдруг почувствовал -- она ввела его в Свои Владенья.

И он ей подчиняется и следует за ней.

Такого не было ещё в чреде прожитых дней.

Так начиналось все и нравственно, и странно,

не в стиле современного романа.

15

. . . . . . . . . . . .

16

Лицом её и ритмом линий абсолютных поражён,

имея искренний и благородный дух,

художник наш сказал об этом вслух.

И о её портрете вдруг подумал он --

"Вы согласитесь несколько бесценных вечеров

мне уделить, чтоб написал я Ваш портрет?

Гарантии шедевра, скажем честно, нет...

Зато он будет в духе старых мастеров.

Из Ваших глаз струится удивительный поток...

И я, надеюсь, отразить его бы смог,

чтоб адекватно это излученье и тепло

на равнодушный холст, как мирра, протекло,

хотя у продавцов подобных красок не сыскать".

Она ответила его цветистости под стать --

"Согласна с радостью, хоть слышу я не те

слова о красках, продавцах и о холсте.

Сейчас такой ответственный момент,

а Вы мне строите тяжёлый комплимент".

17

"Быть может, правы Вы, но мной владеет суть.

Уже работает моё воображенье --

и в сердце, и в уме какое-то движенье.

А слово вырвется -- его уж не вернуть.

Вот я замедлил речь и думаю о слове,

но образы, что мне явились внове,

уходят, исчезают и как будто слепну я.

Ну не буквально, впрочем. Вот беда моя".

"Понятно. Хоть не просто, но забавно.

Не сочетаются в Вас живопись и речь".

"Нет, не всегда. Течёт беседа плавно,

уже когда пишу". -- "Ага, Вас нужно поберечь,

не вмешиваться в Ваши монологи,

когда Вы к образу находитесь в дороге,

и не сбивать кураж". -- "Понятливы Вы, Анна.

И даже слишком. Хорошо, но странно".

"Ха, нет ли тут мужского шовинизма?

Известно всем, что этим славится Отчизна.

18

А, впрочем, я согласна, даже рада.

Моделью вашей быть -- большая честь".

"Я благодарен за доверье и прошу учесть,

что вам за свой портрет платить не надо.

Придётся живопись по вкусу -- подарю.

Но копию я сделаю себе -- великодушно извините".

"Как Вы щедры! Благодарю.

Нас будут связывать невидимые нити.

Но на портрет отца нужна вам, кажется, неделя".

"Не беспокойтесь, я могу писать одновременно

и две, и три работы вместе и попеременно.

Мужские лица мне, признаться, надоели,

и я на вашем отдохну, как на поэзии Серебряного Века.

На фоне бедности сегодняшних искусств

и криминальной ограниченности чувств,

кого ни пишешь, каждый, Анечка, -- калека".

"Но чем уродливей душа, тем выше милость,

крупнее гонорар. Я правильно врубилась?"

19

"Нет, корреляции такой буквальной нет,

но вот тенденция гнобит всенепременно".

"Но вы же Микеланджело и Рафаэля пленный.

Как преступаете вы ветхий сей завет?"

"По меркам нынешним -- они миллиардеры,

их окружали благородные ценители мазка.

Да и не в деньгах дело. Мне их грусть близка.

Цари, князья -- все были ниже их предбожьей сферы.

А деньги -- только симуляция Свободы.

Сама Свобода лишь в Любви, в Поэзии и в Боге".

"Я с вами так согласна. Мы сейчас в дороге,

к которой нас вела Судьба в былые годы".

"Вы верите в Судьбу?" -- "Я управляю ею".

"Вы убиваете меня. Так в жилу ваш прикол.

Так значит поступать я в школу живописи шёл

лишь для того, что я от вас сейчас балдею".

"Вполне возможно. Благородство вашей речи

меня, как летний лес благоуханный лечит".

20

"Так, значит, я вам интересен?" -- "Нет, Андрей,

я думаю, вы мне необходимы.

Хотя, порой глухи непроходимо.