Макс Армай - 33 Буквы

В каждом смертном — душа.
Каждый должен дать плод.
Но из сотни — одна,
Остальные — в расход.

Только, всё же — кто жнец?
Кто владелец серпа? —
— Ни певец, ни кузнец,
Ни блаженный, с креста.

Холод дышит с небес.
Цель, наверно, проста.
Но из бренных телес,
Книга истин — пуста!

Природа — незадачливый алхимик:
Всё золото ушло на серебро,
Лимонно — жёлтый — в тускло-серый льдинок,
Что по-ветру рассеет, всё равно.

Так седину май подарил июню,
Как мудрость прожитого — для того, кто юн.
Но тот беспечно взял, да тут же дунул,
Лишь проворчав. — Зажился старый врун!

Мне жаль, наверно, каждую строку.
Оставить всё? — Да нет, я не могу:
Порой строка, как боли крик, с листа,
Порой корява, а порой пуста.

И как понять — что лишнее, что нет,
Где каждым словом я почти раздет?
А коль не я, так кто-нибудь другой.
И мне решать, ведь стих-то этот — мой!

Весь день сижу. С обеда — до зари.
Шепчу в отчаяньи. — О, муза! Вразуми!
А та, в ответ. — Грешно валить на дам!
Давай-ка, милый, разбирайся сам!

Очистилось небо от туч.
И солнце сочится светом.
Набух каждый тоненький луч
Спелым, как осень, летом.

И пылью укрылась трава
От, в гости спешащего, зноя.
Меня же — зовёт синева
Далёкого, тёплого моря.

Уверен я — это не так.
И тьма не всегда хуже света.
В сияньи не виден мрак.
Но в белом — лишь часть ответа.

И тени — пусть даже не след,
Но, всё-таки, свойства предмета.
Тень зла, если горек свет.
И корни зла, видимо, в этом.

Гонит ветер по улицам пыль. —
— Это утром осыпались звёзды.
Я из сна возвращаюсь в быль,
Неохотно, в надежде, что поздно.

Проблуждав опять целую ночь,
Там, где мир не испорчен словом,
Я, не в силах судьбу превозмочь,
Сам к себе был притянут снова.

Ткнулась в тело легонько душа. —
— Но глаза, как и прежде, закрыты.
Улыбнулась тогда и ушла, -
— Наконец-то оковы разбиты!

Но швырнул рот вдогонку зевок. —
Как в усмешке скривились губы.
Вот из плоти наброшен силок,
И я вновь — мясо, кость и сосуды.

Жизнь туга и упруга,
Словно данное слово.
Нежно взяв мою руку,
Ставишь сеть птицелова.

Но я вовсе не птица.
А коль птица — то ворон.
Не спеши оступиться —
— Темнотою я полон.

Чёрной полосою — в стынущий закат.
Кто пошёл за мною — сам же виноват.
На дороге ветра — глупо клясть судьбу.
Тот, кто ищет света — обретает тьму.

Но желая счастья, ты зовёшь покой.
Только где же взять мне то, что не со мной?
Солнечные блики — на моей тропе.
Небеса привыкли к тем, кто налегке.

Белым покрывало — туман.
Солнца шар над лесом повис.
Подойдя к небесным вратам,
Ночь готова выйти на бис.

На траве — ни дождь, ни роса.
Там сегодня горько от слёза.
Видно это кто-то из нас
Жизнь воспринял слишком всерьёз.

Дорога, не дойдя до половины,
Когда казалось — вот он, небосвод!
Слегка вильнув, сбежала на равнину,
Где жизнь дана в цене иных забот.

Так путь земной приблизился к пределу,
И я не мог идти судьбе вослед.
Здесь, на вершине, даже пепел — белый,
И все равны — и миг, и сотня лет.

Но шаг вперёд — как вредная привычка:
Мне не дано остановить свой бег.
Жизнь — коробок, где я — лишь только спичка:
Себя беречь — не вспыхнуть и во век.

И тело разорвав своей рукою,
Тугую нить я сплёл из жил и вен,
Чтобы расставшись с тем, что было мною,
Дорогу дальше обрести взамен.

Мы поставили стол на вершину утёса.
Смена блюд — под завистливый чаячий крик.
Ветер капли вина пил без нашего спроса,
И хватал, что хотел, солнца жаркого яростный блик.

Ели молча, неспешно, взирая на сонное море.
Каждый думал, наверно, о чём-то сугубо своём,
И, конечно, о том, что должно к нам прийти уже вскоре —
С чем никто не хотел бы, остаться на вечер, вдвоём.

Волны бьются в гранит. В тишине шум тревожен прибоя.
Вот уж полдень, и встреча, до дрожи, близка.
Но вот треснуло небо, и излилось тягучею тьмою,
Правда первоосновы, до разъятости, тайной греха.

Солнце гладило камни
От зари, до заката.
Город, даже в час ранний,
Стал предместием ада.

Воздух — жидкое пламя.
Ветер — вздохом из горна.
Под условностью платья
Дразнят сладостью формы.

Задыхаюсь, сгораю,
Как в печи, в своём теле.
Я теперь лишь мечтаю
О воде, да о тени.

Я день копил, как в банке — капитал.
Где вечер — долгожданные проценты.
Я всё откладывал, чего б не пожелал,
И вот зажил счастливой жизнью ренты.

Я счёт закрыл, всё до минуты сняв,
И стал бросать их в магазинах книжных.
Я, чтоб забыть жары суровый нрав,
Спустил последнее, на пляже, что поближе.

А то, что оставалось про запас —
— На чёрный день, иль, уж скорее, вечер,
Словесный обрело опять окрас,
Чтобы и этот день был чем-то, да отмечен.

Дерево у дороги,
Как одинокий путник.
Перо торопливой сороки,
И кем-то брошенный прутик.

И камень у поворота,
Там, где ручей в низине.
Капля солёного пота.
И облако, в небе синем.

Религия — прибежище трусливых,
Тех, кто боится быть самим собою,
Кто видит всюду внешнюю лишь силу,
Себя считая жалкой пустотою.

Пусть по закону бесконечно малых,
К нулю, и вправду, мы стремим в пределе,
Всё ж предпочту быть с миром я на равных,
Чем прятать голову, не размышляя, в вере.