Макс Армай - 33 Буквы

Словно срезана плугом земля.
Перерублены корни мечём.
И народы бегут туда,
Где хотят обрести новый дом.

Но надменен империи лик.
Не друзья ей нужны, а рабы.
Кесарь руку воздел свою. — Sic!
И укрылся в кольце стены.

Только слава давно не та.
Древний город совсем один.
Та осада не будет снята,
И навеки померкнет Рим.

Каждый день — словно вязкий гудрон.
Я с трудом выдираю ноги.
Дышит в спину упрямый Харон.
И смеются безжалостно боги.

Отрывая кусок за куском,
Каждый день меня ставят на кон.
Смерть сидит за зелёным сукном,
Помечая каждого знаком.

Она улыбалась и мило шутила,
Лукавые, в сторону, пряча глаза.
Она села в поезд и тут же забыла,
Едва только поезд отжал тормоза.

А я, с чёрным сердцем, бежал по перрону,
Махал вслед рукой, безутешный, в слезах,
Похожий на сбитую камнем ворону,
В чьих крыльях страданье живёт, а не взмах.

Густая мгла стелилась над землёй,
Надёжно скрыв рождение рассвета.
Была ты здесь, но, всё же, не со мной.
Я ждал вопрос, а ты ждала ответа.

Я вырвался из плена твоих рук.
Твои уста сочились сладким ядом.
Нас разделял лишь сердца громкий стук,
Да взгляд того, кто не был с нами рядом.

Никто не знал, откуда он пришёл.
И даже в день какой, никто не помнил.
Пусть не всегда всё было хорошо,
Теперь никто и друга бы не обнял.

Он всех хотел благословить собой.
Он думал, знает все секреты счастья.
Он вечный мир решил привить войной
И мерил равенство фасоном общим платья.

Он говорил — мир полон страшный тайн,
И кто молчит — замыслил что-то злое.
Раз патриот — гордись и почитай
И будь послушен, с прочею толпою.

Но друг за другом уходили дни,
Слагаясь в месяцы, а вслед за ними — в годы.
Лицо темнело сгорбленной страны,
Навек лишённой счастья и свободы.

Охватило безбрежным холодом.
День за днём точит чёрным голодом.
Ко словам и мольбам равнодушное.
Неизбежное и ненужное.

Там, где сходится с чёрным белое,
Оно делает верным неверное,
И кроша всё в безумное крошево,
Оставляет навеки прошлому.

Дует северный ветер,
Рвёт на куски облака.
В солнца дорожащем свете
Небо течёт, как река.

И я, словно странная рыба,
Ползу не спеша по дну.
А берега — даже не видно.
Да я не к нему и иду.

Главная вера всего человечества,
Это, по-прежнему, — наше невежество.
И кто погружён лишь в душевную лень,
Тот верит не больше, трухлявый чем пень.
Что вера? Пустяк! Ведь важнее — уверенность,
Раз мир вызывает лишь страх и растерянность.
К чему задавать за вопросом, вопрос,
Когда до ответов, увы, не дорос?
Трусливые стадность и чувство комфортности —
— Броня от сомнений и чувства неловкости.
Они не дадут тратить время на то,
Ответа на что не найти всё равно.

Чернела в вечность бездна неба,
И звёзды целились в окно.
А я, ломоть отрезав хлеба,
Пил сладкое, как мёд, вино.

Как штопор, что вкрутили в пробку,
Я всажен был в ушедший день.
Скатилась капля к подбородку.
Смахнуть бы, да тянуться лень.

Весь погружённый в то, что было,
Я хлеба чёрствый ел кусок.
И глядя на окно уныло,
Вина пил за глотком глоток.

Небо плавилось в объятиях заката.
Ветер жарко мне дышал в лицо.
Ты сказала. — Уходи! Не надо! —
— И толкнула, с силой, на крыльцо.

Как удар, закрылись хлёстко двери.
Громко звякнуло оконное стекло.
Пусть я изгнан из твоей постели,
Знай, не это так меня влекло!

Сердца не коснуться рукой.
От меня твоя скрыта душа.
Я любуюсь твоей наготой.
Хорошо, что ты снова пришла.

Там, где в прошлом сливаются дни,
Твоей страсти пылает маяк.
Снаряжает любовь корабли.
Каждый взгляд твой — бесстрашный моряк.

Вечности чёрная пропасть.
Отчаянье — лучше, чем робость.
Но тот проявляет беспечность,
Кто верит в свою бесконечность.

Я не меряю строчки количеством букв
И не жду на вопросы ответа:
Невозможно увидеть движения губ,
Когда смотришь в лицо против света.

Можно долго идти, можно молча стоять,
Каждый сам выбирает по вкусу.
Но любому из нас предстоит умирать —
— И царю, и герою, и трусу.

Словно камень, что брошен из чьей-то руки,
Мы летим по какому-то курсу,
Лишь затем, на воде чтоб оставив круги,
Лечь на дно, как ненужный мусор.

Раскалённого света стена,
От зенита, до самой земли.
Стала белой, как соль, синева,
Пропитав зноем солнечным дни.

Словно рыба, что вялит рыбак,
Я безвольно вишу у реки.
Дни, сгорая, уходят во мрак,
Обгрызая мои плавники.

Она всегда дышала постоянством,
А мир об этом даже и не знал.
Лишь потрясал своей красой убранства,
От буйных джунглей, до бесплодных скал.

Но рвётся нить начертанного круга,
Без всяких видимых на то причин.
Константа вздрогнула, как сердце от испуга,
И мир исчез, в короткий миг один.

Где-то здесь, у последней черты,
Исчезают любые слова.
Там, где нет и самой пустоты,
Обрывается мира судьба.

Он растёт в то, чего ещё нет,
Околдованный собственным сном.
Здесь погибнет любой наш ответ,
Зацепившись за слово хвостом.

Ты — солнцеликая луна:
Живёшь лишь в отражённом свете.
Ко мне приходишь иногда,
Чтобы исчезнуть на рассвете.