Макс Армай - 33 Буквы

Приди ж и излечи меня
От этой муки.
Иль наложу я на себя
От горя руки.

Вместе быть — и сладко, и страшно.
Ах, какой я буду, когда устану?
И не взгрустнёшь ли, что не менее важно,
Если я на работе буду постоянно?

Но не бойся и не терзайся любимая:
Что бы ни было — всё ж не в разлуке.
И дома я буду лишь целовать тебя неутолимо,
Да ласкать тебя так, что ты забудешь о скуке.

И ты почти не будешь грустить о доме,
И о своей прежней девичьей жизни.
А если мы, вдруг, о чём-нибудь с тобой заспорим,
Ты улыбнись мне и скажи. — Милый!

И обняв, поцелуй меня нежно в губы,
И смахни слезу, украдкой.
И я, тот же час, уступлю и смирю в душе бурю.
И мы будем жить дружно и сладко!

А если это будет не так — то вот тебе сковородка!
И бей меня ею, со всего размаху!
Но только помни, что это очень больно.
Да и кто тогда будет носить тебе зарплату?

Мне не дано предугадать, что будет завтра.
И как, средь черноты небес, мне ляжет карта.
Не знаю я какой длины мне выдан жребий.
И сколько встречу на пути я роз и терний.

Но чтобы не дала судьба в слепом азарте,
Я всё сложу к твоим ногам, поверив карте.
Всю жизнь — что многие года, иль лишь мгновенье:
Тебе — и радость бытия и вздох последний.

И не рискуя толковать, что значит счастье,
Я, всё ж, надеюсь его дать, пусть хоть отчасти.
Бери меня и мни рукой, как будто глину —
— Я буду счастлив стать любым в руках любимых.

Я проснулся с собою в разладе:
Не открылись мои глаза.
Лишь шепнули. — Мы ждать устали
Ту, что дарит сиянием дня.

И задумчивы были руки:
Нежно гладили простыни лён
И вздыхали. — Избавь нас от муки!
Дай нам то, что уж было твоё.

Я ж молчал. Что я мог ответить?
Ты, увы, пока так далеко!
Да и ноги, как малые дети!
От обиды лежат, как бревно.

И лишь сердце, одно лишь сердце,
Продолжало упрямо стучать.
И бурлила кровь. — Верьте! Верьте!
К нам вернётся она опять!

Но лежу я теперь на постели
И в гирлянды сплетаю слова.
И всё жду, что на новой неделе,
Может, всё же, увижу тебя!

А где-то там, на самом дне сознанья,
Как тени бродят тысячи зверей.
Одни из них — любовь, другие — лишь страданье,
Но все ужасны, в алчности своей.

Они терзают мои плоть и душу.
Они везде, и нету им числа.
Они друг друга часто рвут и душат,
Чтоб захватить, испить меня до дна.

Но я не жду кровавого исхода,
Не прячусь в крепости безвольного ума:
Я сам в себе всегда живу в походах,
И мне, с рожденья, это — не игра.

И дни и ночи я хожу дозором
Внутри туманного, таинственного Я:
Я всё надеюсь, средь своих просторов,
Найти источник самого себя.

Я знал — ты была где-то рядом.
Я чувствовал это, поверь!
И жадно искал своим взглядом
К тебе потайную я дверь.

Но слипшихся метров пространство
Замкнулось в кривую дугу.
И сам горизонт, беспристрастно,
Взирал на мою беду.

Лишь лёгкое дуновенье,
Из инфернальных щелей,
Рождало в душе сомненье
В незыблемость вечных идей.

И я уловил твой запах
И впился в твой аромат.
Вцепился я в юго-запад
И дёрнул, судьбе наугад.

Скрипнули косные створы,
Открывши чёрный проём:
Средь тьмы бесконечных просторов
Сиял, вдалеке, твой дом.

Я смял себя в теннисный мячик,
А после — зажёг, как звезду.
И стал фаворитом я скачек
В заезде на эту версту.

Вскипело, взревело время
И брызнуло снопом огня.
А я — сам к себе прижал стремя
И закусил удила.

И где-то на грани сознанья,
Влетел я в твоё окно —
— Конь, мячик, иль просто сиянье, -
— А, впрочем, не всё ли равно!

Главное — я с тобой рядом.
Важно — тебя я обнял.
Пролился я звёздным каскадом,
И сгинул — пыланьем огня!

Надо спать. Да вот только, не спится:
Сердце мыслью тревожно стучится.
И под лампою, лёжа в углу,
Вспоминаю улыбку твою.

Чуть задумчива, капельку грустна,
В чём-то робкая, в чём-то искуссна,
С тайной, спрятанной в дальних мирах,
Ты, в улыбке своей, — Таиах!

Улыбнёшься и смотришь упорно
Ты, в глаза мои, солнечным взором.
А я счастлив — мне сладко всегда
Быть тобою испитым до дна!

Но вот, взгляд мой метнулся к картинке:
Фотография — в солнечной дымке
Ты сияешь улыбкой, но та —
— Ярким светом и смехом полна.

И трепещет рот счастьем и мёдом,
Губы ждут разрешения словом,
Но ушло всё в сияние глаз —
— Пусть слова прозвучат в другой раз!

Ну а я всё лежу в уголке.
А мой сон — где-то на потолке.
Пусть рассвет и крадётся в окошко,
Я ещё помечтаю немножко.

Я кружился снежинкой в метели,
Из иных выпадая глубин —
— Бесконечность, сводимая к мере,
Как в бутыль — загоняемый джинн.

Я был всем, или вовсе я не был,
Что по сути своей — всё равно.
Но тогда уже знал я и верил
В то, что мир — не одно лишь добро.

И беспомощно ждал той минуты,
Когда вечность порвёт свою нить.
И отведал, в свой срок, я цикуты. —
— Вспыхнул свет, я вздохнул — и стал жить!

Твой поцелуй — что бабочки порханье:
Движенья губ легки и прихотливы,
И та же нежность мимолётного касанья,
И ощущение услышанной молитвы.

И тот же жар внезапного блаженства.
И чувство первобытного восторга.
И счастлив я беспечным счастьем детства,
А может быть — цветочного бутона.

Мир спрятал, с улыбкою горькой, загадки:
Стал взрослым, задумчивый в прошлом, ребёнок.
И тайны, собравшись в житейские складки,
Повисли на том, кто был раньше так тонок.