Екатерина Михайлова - Игровая комната. Книга стихов

Не верим ни чужим путеводителям,
ни знакам и ни правилам игры.
Таких, как я, стесняются родители,
а мальчики — гордятся до поры;
таким бы всё паясничать и праздновать,
и пить, и хулиганить — наравне.
Таких, как я, всегда встречают радостно,
а провожают радостно вдвойне.

А мы живём, весёлые и колкие, —
день ото дня живей и веселей;
в чужих квартирах спать дают футболки нам,
в чужой квартире лучше, чем в своей, —
заснуть под утро, глубоко и счастливо,
и потолок — как снег над головой,
и снится нам простое и мещанское:
как свой и близкий кто-то ждёт домой.

А по утрам приходят страхов полчища, —
нас ожидая, встанут у двери.
Нет-нет, мы позитивны — обхохочешься,
мы глушим тихий голос изнутри:
Вы просто фрик, герой нелепой повести,
никто не хочет с вами быть в родстве.
Таким, как я, всегда немного совестно,
что подло родились на этот свет.

Нет, для тебя не осталось яда —
я правда рада; давай, звони мне!
Звони мне чаще — мне так приятно
услышать звуки полифонии.
Свои же люди мы — не смущайся
и не откладывай в долгий ящик!
Я жду звонка.
Подари мне счастье —
послушать Баха.
Звони мне чаще.

На второй неделе всё было ещё о’кей:
на работу — с работы, обычным маршрутом
и налегке,
так же ровно дышал, так же бегала кровь по венам.
Поначалу всё было вроде бы как всегда:
и за вторником без вопросов пришла среда,
и начальство шумело не больше обыкновенного.

А на третьей неделе он начал вдруг замечать
перемены в пространстве; какая-то его часть
будто бы исчезла — бесследно,
как сахар в чае горячем тает.
То ли кончился вечный ремонт у соседей —
не слышен стук,
то ли лампочка в люстре перегорела
(одна из двух),
то ли за столом стула лишнего не хватает.

«Ладно, стало удобнее мокрые ставить зонты...
Но откуда же столько в комнате пустоты,
тишины в ней откуда столько —
глухой, кромешной?
Что же, что же не так-то, мать твою перемать?
Всё как раньше — но стало холодно засыпать;
это, видимо, смена сезона. Она, конечно».

«...Как же всё получилось? В чём снова я виноват?
Как же можно вот так — чтоб потом не расти трава?
Как же мне теперь — без послушного этого тела?
Как капризны женщины, это какой-то кошмар.
Ведь любила, — как же она от меня ушла?
Я ведь ей ничего,
совсем ничего
не сделал».

Так лопается струна или рвётся нить.
Осколки тепла остывают в пушистом пледе.
Её больше нет. И не надо сюда звонить,
доказывать что-то — она к тебе не приедет.

Всё кончено, можно спокойно идти домой.
Ведь все перемены к лучшему — как иначе?
Не надо звонить ей: теперь этот номер — мой,
мне нечем тебе помочь, извини, мой мальчик.

Здесь некому стало тревожить тебя — ни с чем;
шептать — «понимаешь», «это невыносимо»,
паясничать, засыпать на твоём плече
и ждать от тебя того, что ты дать не в силах.

Её больше нет. Да, она была хороша —
но мучилась так под конец, что, когда не стало,
все радовались. Будь спокоен, моя душа;
она не встанет, она никогда не встанет.

От жизни-то нужен ей был только ты, пойми,
и губы твои, потрескавшиеся от ветра.

А я —
у меня есть целый огромный мир,
и я говорю «спасибо» тебе за это.

Там, где голубая вода и зелёные берега,
где душисты травы — но так горьки,
у меня вместо шёпота —
ветер в зарослях тростника,
узловатые ветви — вместо твоей руки.

Там, где равно жестоки морозы и солнца свет,
там, где южным цветам не взойти и не прорасти,
у меня вместо слов твоих — высохший бересклет;
так же бережно согреваю его в горсти.

Там, где звёзды ближе и громче шаги грозы,
там, где только горы, не города, —
ледяная вода цвета ломаной бирюзы;
у меня вместо любви твоей —
лишь вода, вода.

А она говорила: и что с того, что люблю,
что моя мечта?..
А она говорила: пойми, я совсем, совсем
не умею ждать, —
Я не ты, я сразу забуду,
добуду другого себе огня,
Как только ты откажешься от меня.

А он отвечал: это дело твоё,
я-то перед тобою чист.
А он пожимал плечами:
не умеешь — тогда учись.
А он добавлял: что же, девочка,
это только твоя беда,
Если ты не умеешь ждать.

А она сказала себе: бог мой, подумаешь —
ещё один шрам.
А она с гордо поднятой головой
попрощалась с ним и ушла.
А она — да что ей, она Кармен,
Эсмеральда она, Лилит,
А болит — так у всех болит.

А она умеет зазвать и выгнать,
войти в доверие, выйти вон,
А она нашла себе лучше, конечно,
и даже не одного, —

Только слышат соседи который год,
как в квартирной ночной тиши
Нить в руках у неё шуршит.

Стрелки чеканят полночь; вместе мы или порознь —
Мне ли теперь не помнить струн беспокойный голос.
Бродят за вами девы, кружат над вами совы...
Сказочник, милый, где вы? Дайте взглянуть в лицо вам.

Мне ли теперь не верить в эти миры и страны!
Стран ваших тёплый ветер спутником моим станет.
Вкрадчиво-тихий омут, выцветшие страницы —
Сказочник, милый, помню ваших героев лица.

Кто вы мне, кто вы, сударь? Кто я вам — только зритель?
Просто меня отсюда — можете? — увезите!
Злее мелькают вёрсты, громче звенят подковы —
Сказочник, милый, просто не говорите, кто вы.

Пусть вы вдали — но будто ближе, чем просто близко.
Сказка жива, покуда сказочник — за кулисой...
Ангел вы или демон? Кто подарил мне счастье?
Сказочник, милый, где вы — нет же, не отвечайте.

Полпервого, выходной, недосмотренный сон,
незастеленная кровать.
Звонок. Долго ищет тапки, застёгивает халат,
идёт открывать.

...Наверно, ещё не проснулась.
Наверное, просто пока что ещё во сне.
— Привет. Это ты? Это ты... Почему ты здесь?
Почему не с ней?

(Там, где можно и нужно соврать —
скажет правду, и в этом он весь).
— Она не пошла гулять, потому что дождь.
(пожимает плечами) Вот я и здесь.

Город замер на час, ожидая —
он выйдет на улицы, чуть погодя.
— У тебя теперь девочка есть для солнца —
и девочка для дождя.

Город окна закрыл — настоящий друг:
он тактичен, и глух, и нем.
— Не остри, мне и так невесело! —
Зато очень весело мне.