Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»
- Название:Поэты пражского «Скита»
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Росток
- Год:2005
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:5-94668-038-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Олег Малевич - Поэты пражского «Скита» краткое содержание
Центрами русской литературной эмиграции были не только Париж и Берлин. С ними пыталась соперничать и Прага. «Скит» — русское эмигрантское литературное объединение, существовавшее в Праге с 1922 по 1940 г. Его бессменным руководителем был выдающийся русский литературовед и критик Альфред Людвигович Бем (1886–1945?). В книге «Поэты пражского „Скита“» на основе архивов Праги, Москвы и Санкт-Петербурга и эмигрантской периодики впервые широко представлено стихотворное творчество участников этого объединения. В нее целиком включены также выходившие за рубежом поэтические сборники В. Лебедева, Д. Кобякова, Э. Чегринцевой, А. Головиной. И. Бем.
Научно-популярное издание для широкого круга читателей.
Поэты пражского «Скита» - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Без слез, без гнева и печали
с серебряного полотна,
бесшумной развевая шалью,
неслышно спрыгнула она.
И медленно прошла, коснувшись
холодной тенью жарких рук,
но руки сильные послушно
лишь воздух замыкали в круг…
Не зажигались долго люстры.
Экран привычно, как всегда,
горел настойчиво и грустно:
До свидания, господа!
АСТРОНОМ
Давно изжив и славу, и любовь,
наскучив жить, не веря в жизнь за гробом,
он по ночам седеющую бровь
склоняет над холодным телескопом.
Всю ночь, пока в янтарных облаках
лучи не вспыхнут розовым посевом,
сжимает штифт в ладони кулака,
и пальцы тонкие дрожат от гнева.
А на заре — в тревожном кратком сне
он мечется, кричит в постели:
он видит сон — в волнистой белизне
распавшиеся стены опустели;
колышется туманом пустота,
и в душу радостью плеснув сверх края,
над миром медленно плывет звезда,
лучами изумрудными сверкая…
Звезда, где гнев, и горечь, и тоска
изжиты в мудрости тысячелетий;
звезда, которую всю жизнь искал
и наяву которую не встретит!
«Брось над игрушечной пулей…»
Я счастье балаганное поймаю
и научусь прицеливаться строже.
…Брось над игрушечной пулей
морщить густую бровь,
гибкие плечи сутулить
над пестрой мишенью брось.
Здесь полотняные весны,
под звездами — полутьма,
здесь убаюкали сосны
в безоблачном ситце май;
здесь и цветы не увянут,
и птицам пути нет:
только крылом деревянным
взмахнуть и не улететь.
Брось! Отложи монтекристо! [62]
Пусть радостью — навсегда
мельница крыльями крестит,
на нитке дрожит звезда;
пусть с непонятной властью
картонной цветет весной
мир балаганного счастья
утерянных детских снов.
Алексей ФОТИНСКИЙ *
ВЕСЕННЕЕ (НА ДВОРЕ)
Протоптала в снегу дорожки
Каблучками лучей весна.
Холод щиплет щеку немножко,
Но душа совсем пьяна.
Это время чудное такое:
Туча сдуру роняет снег.
Я поднял воротник, но спокоен.
Я поверил шалунье-весне.
И никто не боится стужи,
Надоела зима полям.
Знаю — скоро морщинками лужиц
Улыбнется теплу земля.
Солнцем пьян, над собой неволен,
Кверху хвост — ошалел телок.
Я поднял воротник, но доволен.
Руки стынут — а мне тепло.
ИЮНЬ
Напряженно прислушались села,
ждут рассвета в сплошной тиши.
От тоски и снов невеселых
только рожь, ошалев, шуршит.
Снятся кос отбиваемых звоны
и серпов леденящий лязг…
И по стеблям, недавно зеленым,
желтизна от корней поднялась.
Не спеша ворот алой рубахи
распахнет молодуха-заря,
и коса, заблестев с размаху,
затрепещет в руках косаря.
Будет рожь молчаливо слушать,
как бессильно трава легла.
Как мелькая, чем дальше — глуше,
Утомленно звенит игла.
И от каждой серебряной вспышки
тихий шелест, как стон травы.
Но косарь равнодушен — не слышит,
он давно к этим стонам привык.
От усталости стал построже,
на траву глаз с издевкой косит:
«Что трава, что волосья — то же.
Отрастет, не жалей — коси».
«Синее, ближе взгляд леска…»
Синее, ближе взгляд леска,
сильнее, крепче запах поля.
Под сталь подковы — хруп песка,
еще удар — и я на воле.
И конь, и ветер без удил
промчат дорожкой, сердцу милой,
и сердце знает, что в груди
забиться сможет с новой силой.
Навстречу вырастет дымок
и шапки скирд, и хат заплаты…
Я возвратил бы, если б мог,
но дням минувшим нет возврата.
«Пусть невнятно бормочет укоры…»
Пусть невнятно бормочет укоры
от тоски пожелтевший лес.
осень шьет золотым узором
паутину земных чудес —
мне нигде не найти ответа.
И не стану его искать.
Пусть кружит, как по полю ветер,
в тайниках души тоска.
Одиноко забиться бы в угол,
прядь упрямых волос теребя…
Не порвать мне проклятого круга.
Никуда не уйти от себя.
ОСЕННЯЯ РУСЬ
Не алым маком пламенеет рожь —
в лесах румянятся калиновые гроздья.
Рябины кисти ловит рыбарь-дождь,
рукой уверенной швыряя капель горсти.
Не в крепком неводе запутался улов —
веселых туч взметает ветер стаи.
Далекий звон седых колоколов
негромкой песенкой печаль полей ласкает.
Не белым снегом замело луга —
гусиных толп не умолкают речи.
А я бреду неспешно наугад
недолгим радостям и горестям навстречу.
ЧАЙНАЯ
По спинам улиц — света хлыст
навстречу сумеречной стуже.
И каждый день — газетный лист
тосклив, пустынен и ненужен.
Часы, хромая и ворча,
сметают стрелками минуты,
и жизнь — спитой холодный чай
уныло стынет в чашках суток.
И разве той, что за стеклом
рукою тонкой бросит сдачу,
всю нежность сердца дам на слом,
всю радость нежности истрачу?
И для ее усталых губ
с улыбкой — алою наклейкой
души заветный выну рубль,
чтоб разменяла на копейки?
ВСЕ БУДЕТ ТАК…
Все будет так, как было прежде, встарь.
Не год, не два — века плывут и плыли.
По-прежнему желтеет озимь, ярь,
и ветру не снести прибитой ветром пыли.
Крылом петух с размаху на заре
в несчетный раз захлопнет ночи святцы,
и рожь, шурша, все так же будет зреть,
и колос ветром волноваться.
И в сенокос, у стоптанной межи,
сгребать траву не перестанут грабли…
Ах, пронести бы поскорей сквозь жизнь
свой ковш души, не выплеснув ни капли.
«Я рожден в глухих лесах Полесья…»
Я рожден в глухих лесах Полесья,
в голубых задумчивых лесах.
Оттого овеян грустью весь я
и осколки озера в глазах.
В волосах — медвяный запах проса,
и загар — колеблющейся ржи.
Серебристой полевой межи
поутру меня ласкали росы.
«Нет, я не твой, не городской, нездешний…»
Нет, я не твой, не городской, нездешний,
и камню песен петь я не могу.
В сто раз милей под старою черешней
в траву забиться на родном лугу
и слушать бережно, ловить в тени осоки
брюзжанье пчел и говорок ручья…
Моя — когда-то. А теперь ты чья?
О, родина, я твой поэт далекий.
Интервал:
Закладка: