Хаим Нахман Бялик - Стихотворения и поэмы

Ведь главного сердце мое не сказало.

До срока разлука! Уж было готово

Слететь с языка это главное слово.

Ни день и ни два оно в сердце рождалось,

Хотело сказаться — да вот не сказалось.

И вдруг свистнул кнут, заскрипели колеса,

Дорога окуталась пылью белесой.

«Прощай, дорогой!» — и вдоль поля, по склону

Помчалась повозка к дубраве зеленой.

Как птичьи крыла меж стволами белея,

Косынка твоя замелькала в аллее.

Я снова один, — вот уже за дубравой

Звенит колокольчика голос лукавый.

Циль-цлиль, упорхнула, циль-цлиль, укатила,

Поет колокольчик — что было, то сплыло.

Перевод Д. Веденяпина

Динь-дон — и исчезла, динь-дон — и умчалась,

Динь-дон — ничего у меня не осталось.

Красавица, что же ты так поспешила,

Котомку сложила, расстаться решила?

Так скоро, до срока, ушла ты в дорогу.

Хоть слово готово, но проку немного.

Неделями в сердце я нес это слово,

Но голосом не произнес это слово.

И вдруг щелкнул кнут, колесо заскрипело,

И снова один я, и всё опустело.

Лишь помню: «Прощай!», помню — дрогнули вожжи,

И ты уже там, за зеленою рощей.

Там ветки и небо. В зеленом и синем

Мелькает косынка крылом аистиным.

За рощей дорога змеится и вьется,

А твой колокольчик звенит и смеется.

Динь-дон — и исчезла, динь-дон — и умчалась,

Динь-дон — ничего у меня не осталось.

Перевод М. Липкина

Динь-динь-динь! Была — и нету, собрала свою котомку,

И — динь-динь! — за рощей где-то слышен колокольчик звонкий.

Почему ты так спешила — не могу понять причины.

Я тебе, моя красотка, не сказал и половины.

Как некстати мне разлука! Я уже почти признался,

На губах слова дрожали, да сказать их побоялся.

Те слова, что в робком сердце слишком долго прорастали,

И при каждой нашей встрече в горле комом застревали...

Ну, а ты: «Прощай, любимый!», щелкнул кнут в руках возницы,

И уже скрипят колеса, пыль дорожная клубится.

В сердце горечь и надсада, я опять один остался!

Вижу, зря всё это время медлил я и сомневался.

Ты всё дальше, дальше, дальше... Не догнать. Повозка мчится,

И концы косынки белой, словно крылья белой птицы

Меж деревьями мелькают. Пыль столбом, дорога вьется,

Твой задорный колокольчик громко надо мной смеется.

Динь-динь-динь! Была — и нету... Собрала свою котомку

И — динь-динь! — за рощей где-то слышен колокольчик звонкий.

Перевод И. Гусевой

«Динь-динь! — не вернешь ты теперь своей милой;

Динь-динь! — вместе с нейунеслось всё, что было».

Родная, ты так торопилась умчаться,

Что я до тебя не успел достучаться...

И так и не молвил заветного слова,

Которое было сорваться готово.

Его я вынашивал дни и недели,

Но в час расставанья уста онемели.

«Прощай, дорогой!», свист кнута, стук колесный —

И вновь я в своем одиночестве косном.

Ты с рощей сравнялась, летя в клубах пыли,

Коляску зеленые ветви сокрыли.

Лишь в гуще листвы, трепеща и взметаясь,

Белеет накидка твоя, словно аист.

И с дальних просторов, где образ твой тает,

Насмешливый звон бубенцов долетает:

«Динь-динь! — не вернешь ты теперь своей милой;

Динь-динь! — вместе с ней унеслось всё, что было».

Перевод М. Драчинского

* * *

Великой от края до края

Земля наша дышит тоскою,

Питая благами от века,

От века лишая покоя.

Всем делится с нами, но только —

За рабское наше служенье;

Неволит нас, словно скотину,

Без жалости и снисхожденья.

И нету душе передышки,

И сердце усталое тщетно

Мечтает о мирном приюте,

О миге свободы заветной.

Не будет награды усталым

И платы за труд — изнуренным;

Мгновенья вздохнуть, оглядеться —

И то на земле не дано нам.

Нигде, никому в целом мире

Угла не найдется, который

Душе бы стал крепостью верной

И сердцу — надежной опорой.

Угла, где б шатер мы разбили,

Чтоб был всех прочнее и краше,

Вошли и сказали бы: «Вот он —

Наш дом и прибежище наше!»

И не улыбнутся приветно,

И «здравствуй» не скажут, кивая,

Ни это далекое небо,

Ни эта трава полевая.

Средь толп затерявшись, как щепки,

Влекомые бездной морскою,

Исчезнем мы в мире огромном,

Великой объяты тоскою.

Перевод Д. Веденяпина

* * *

О, как велика безнадёжность

На этой земле наилучшей,

Что всё, чем владеет, отдаст нам,

Лишь отдыха мы не получим.

Земля нам богатства раскроет

В награду за наше усердье,

И поработит, как ослов, нас,

Без жалости и милосердья.

Ни мига душе не оставит

Для радости жизнью земною,

Чтоб в сердце впустить напоследок

Чуть-чуть тишины и покоя.

Плодами успеть насладиться,

Сказать на них благословенье —

Души истомлённой награду —

Не будет нам даже мгновенья.

Не будет надёжного места,

Где сможем вздохнуть, оглядеться,

Где выдано будет гражданство

Стремлению нашего сердца.

И кол для шатра в эту землю

Не вбить нам надёжно и прочно,

Не скажем: “Покой обрели мы

Сегодня и здесь — это точно!”.

Нас камни не встретят улыбкой,

Нас небо не встретит приветом,

Здесь — с нами, над нами, под нами —

Они нам чужие при этом.

Как капля в реке пропадём мы

В толпе, в человеческой гуще…

О, как велика безнадёжность

На этой земле наилучшей.

Перевод М. Липкина

Сквозь пламя туч сойдя с высот,

Склонилось солнце к кромке вод.

За тучей вспыхнули лучи —

Как навостренные мечи.

И просияла даль, чиста,

И огнь — на зелени листа.

Свет на верхушку рощи лег,

И огнь по водам рек потек.

И дождь златой на холм сошел,

Свеченье окропило дол.

Но тает отблеск огневой,

И никнет в бездну свет живой.

На мир ложится ночи тень,

День отступает — гаснет день.

И легкий ветерок подул

И тайну мне свою шепнул.

И был он нежен и летуч,

Как вечера прозрачный луч.

«Мой мальчик, юность промелькнет,

Как быстрокрылой птицы лёт.

Всё мерзко здесь, сплошь грязь и смрад,

Но есть иной предел и лад,

Где воздух благом напоен,

Где ветр — свобода, свет — закон,

Где и для нас готов приют;

Восстань, мой сын, не медли тут!

Не здесь отрада и покой…»

Но, сердце, сердце, что с тобой?

Зачем, облечено во мрак,

Ты вечно мучаешься так

И в раздражении своем

Тюрьмой считаешь Божий дом?

Иль тяжко видеть, что сильней