Хаим Нахман Бялик - Стихотворения и поэмы

Первого снега белеет она чистотой непорочной…

Первого утра виденье и первого сна изголовье,

Родину тихую, край целомудренный в прелести свежей,

Скрытый меж гор и дубрав и всех мест под солнцем юнейший,

В глубь ветвящий стези, и тропы свои в рожь золотую,

В тихих созвучиях полдень и ночь согласующий, утро

С вечером, — вижу его, как он цвел, как сиял изначала

Сердцу, как образ его начертал в моем духе Создатель,

Чтоб до последнего дня и по край земли неизменно

Целостным нес я тот образ в груди, все тот-же — в весенней

Нежности, в летних лучах, под осеннею мглой и под снегом

Так мне, недвижный, застылый с природою всей, предстоит он,

Солнцем живым осиян иль торжественным таинством ночи,

Уст моих чистых дыханье храня, лелея мой детский

Трепет на глыбах камней, в одиночестве дебрей угрюмых,

В таяньи облака, в дрожи листа, унесенного ветром

С древа… Поднесь те леса чаровательно ткут свои тени,

Каждая ветвь в них цела, нить каждая сети волшебной;

Сладостных страхов былых сокровенные заросли полны;

В чаще кустов притаились нежнейшие дремные грезы.

Горы в коврах цветотканных, — незыблемы; мягкие склоны

След моих ног берегут и, как встарь, улыбаются гостю;

Эхо восторгов моих в их расселинах, чуткое, дремлет;

Дух мой все бродит по ним и, дивясь их величью, немеет.

Кров мой родной, гнездо безопасное, скиния мира,

Матери светлым лицом озаренная, где возрастал я

Ласки живой под крылом хранительным, где предавался

Неге беспечной, прильнув к благовонному лону родимой!

Вижу тебя на отлогом холме, под навесом каштана,

Сельский приют и простой! Ты все там же, где встарь, неизменный

Белый, под низкою кровлей, с оконцами малыми, домик!

Выступы мхом зеленеют, трава прорастает сквозь щели.

Окрест — сады, да глушь и бурьян. Молчаливо над ними

Время волокнами туч проплывает; беленький домик,

Мнится, следит на-юру, день и ночь, издалече за жизнью,

Да обо мне вспоминает, о беженце дальнем, с тоскою…

Там и доныне скользит моя тень в уголках потаенных…

Знаю: единожды пьет человек из кубка златого;

Дважды видение света ему не даруется в жизни.

Есть лазурь у небес несказанная, зелень у луга.

Свет у эфира, сиянье в лице у творений Господних:

Раз лишь единый мы зрим их в младенчестве, после не видим.

Все-же внезапное Бог дает озарение верным;

Чуда того неразгадан исток, сокровен от провидцев.

Молча готовлюсь и жду, день и ночь, мановения свыше, —

Весь напрягаюсь, как арфы струна, простираюсь навстречу;

Где и когда это будет — не ведая, вестника чаю.

Сердце пророчит: воспомнит меня виденье святое;

То, чего жаждет душа, навестит ее. И величавый

Миг настанет, — мигнет ресницею Вечность, и глянет

Сверху, как в дол из окна разверстого, в душу былое.

Очи мои просветятся, прояснятся взором дитяти:

В образах многих и сменах — единое, слито с природой,

Детство мое протечет по тропам покинутым духа.

Темные вспыхнут сияньем тропы заповедные, ярче

Утренних снов; голоса зазвучат; приблизятся дали;

Чудо забвенному краски вернет, безуханному запах.

Будет мгновенным виденье, но миг тот единый затопит

Сладостным сердце приливом, — и в нем изойдут мои силы…

Буду стоять, изумленный, пред только-что виденным миром

Многих чудес и святынь, пред оградою запечатленной

Рая, чьих тайн не коснулась рука, не измолвило слово.

Гулом исполнится дух; надо мной — удивление Божье;

Очи в слезах; в глубине — торжественный гул, безглагольный.

1917

Перевод Вяч. Иванова

То не в полночь, то не в полдень

Не в саду, не в огороде,

А под вечер, вечерочек

В поле я сорву цветочек.

У ромашки, у цветочка

Много-много лепесточков.

Ты скажи, скажи ромашка,

Кто возьмет, меня бедняжку,

С кем делить свою судьбу мне:

Он красивый или умный.

Он нездешний или местный,

Он богатый или честный,

Литвак он или хабадник,

Скромник он или похабник,

Он приедет к нам в карете

Или на велосипеде.

Носит кудри или стрижку,

Он вдовец или мальчишка:

Об одном прошу, ромашка:

Не хочу я старикашку,

Мне любой годится в пару,

Но не старый, ах, не старый.

Перевод В. Шапиро

Мой друг и товарищ милый,

Уже целых три недели

Дожди разъедают мне душу,

Совсем они нас одолели.

Как только горячий таммуз [30] Тамуз – умирающий и воскрешающий бог древних народов Передней Азии. После возвращения из вавилонского изгнания евреи стали называть его именем летний месяц, примерно с середины июля по середину августа. Середина тамуза (17 число) – переломный день в еврейском календаре. В этот день, по преданию, Моисеем были разбиты скрижали Завета, сломлена защита Иерусалима (проломлены его стены вавилонянами) и т.п

Достиг своей середины,

Сменило обличие лето,

Прорвалась небес паутина.

Ох, как надоел мне нудный,

Назойливый дождь без просвета

Стучит и стучит он мне в уши,

Когда же кончится это!

Бренчит по соломе на крыше

И окна приоткрывает.

И к скорби земли несчастной

Мою тоску добавляет.

Хлеба промокшие гнутся

В дождями напоенном поле,

Колосьями клонятся долу,

Как сирота от злой доли.

Деревья, налитые влагой,

Уныло ветвями качают.

Как будто от горькой печали

С них капли-слезинки стекают.

В блестящие гладкие струйки

Сбегаются капельки эти,

Вонзаются копьями в землю,

Мгновенье — и нет их на свете.

Мой друг, я, конечно же, знаю,

Во благо дожди в это время.

Жнецу они шепчут: «Уж скоро!»,

Колосьям: «Да зреет в вас семя!»

Я знаю, что хлеб, как награда,

Даруется смертному небом,

Как доброе слово Господне,

За то, что ленивым он не был.

Что станут прозрачными гроздья

В зеленых лесах винограда,

Лишь сбудутся их упованья

И дождь принесет им прохладу.

Что нежности много и ласки

Земля может дать своим детям,

Когда ее груди налиты

Дождинок искрящимся светом.

Что снова покажется Солнце;

Наполнив живительным соком

И груши с желтеющей кожей,

И яблоки с розовым боком.

Но жаль мне, как было когда-то

В весенние дни первоцвета;

Что красота быстротечна.

С дождями кончается лето

Перевод Я. Либермана

Есть в дальних морях

Островов череда,

Известна лишь птицам

Дорога туда.

Из чистого золота

Те острова,

Но как к ним добраться

Не знает молва.

На тех островах

Безмятежно живет

Народ великанов —

Могучий народ.

Нет в мире народа